Проклятье Ифленской звезды
Шрифт:
А действительно, что если Кинрик, оказавшись один у власти, всё решил переиграть по-своему, и начал с попытки убрать с дороги занозу-братца, кстати, сводного, и нежеланную невесту? В истории Ифленской империи бывали сюжеты и заковыристей.
Шеддерик едва развёл руками и ответил:
— Даже в этом случае. Вы сами сказали — на тракте затеряться легче. А в Тоненге, который и вы, и я неплохо знаем, это будет совсем просто. Доберёмся, тогда и выясним, что происходит. В деталях.
…А может, очередные повстанцы всё-таки добрались до Кинне. И тогда — остаётся только гадать, кто прибрал к
— Ешьте ваш сухарь — вздохнул благородный чеор. И сел на то же бревно, вытянув ноги.
На почтительном расстоянии от мальканки.
Шкипер Янур Текар
Моросило. В трубе выл ветер, в зале у стены дрых рыбак из артели, возле него дощатый стол венчала глиняная кружка. Пустая.
Янур застыл у маленького окна, наблюдая, как по краю бывшего фонтана на площади прогуливается чайка. Туда-сюда. Большая морская белоголовая чайка. Остановится, замрёт на долгую минуту, а потом отправляется в обратный путь, покачивая боками. На берегу чайки неуклюжи. Так же, как старые моряки, вынужденные коротать остатки дней вдали от любимой стихии. Впрочем, чайка в любой момент может подняться в небо и улететь к морю.
Янур Текар так поступить не смог бы: ифленцы на свои корабли малькан не берут.
Ещё лет пять назад он летом ходил рыбачить с артелью, но здоровье и прожитые годы всё прочней привязывали его к берегу.
Да и семью было страшно оставить. Старший сын дорос до того возраста, когда взрослые не указ, лезет на рожон, да задирает вместе с другими подростками ифленскую стражу. Жена стала к зиме часто простужаться. Словом, каждую навигацию находился не один повод остаться дома. Хотя в артели его помнили и каждый год неизменно звали к себе.
— Что застыл там, — окликнула Тильва с кухни. Всё утро она гремела посудой — чистила медь, к чему приобщила не только обеих разносчиц и кухарку, но и всех детей. Сейчас помощники отправились отдыхать. — Ждёшь кого?
За много лет жена хорошо его изучила. Но сейчас он никого не ждал. Зимние переступы миновали, вроде бы дело пошло к весне, так что стоило ждать хотя бы тепла… но мелкая морось на улице не предвещала перемен к лучшему.
Янур оторвался от окна. Что же, ждать он действительно никого не ждал. Но кое-чего ему не хватало. Причём, уже довольно давно.
— Помнишь ифленца? — Словно бы нехотя спросил он у жены.
— Это который на днях зубы под столом оставил? Или которому Джарк плащ жидкой грязью залил? Так я плащ отчистила, так что переживать ему не о чем. И мы расстались почти друзьями… он что, приходил? Или я чего-то не знаю? Ох, отправлю я Джарка… да и Нану тоже, к бабкам в деревню. Пусть-ка попробуют там своевольничать…
Жена даже вышла в зал.
Янур покачал головой:
— Да нет. Ты, наверное, не помнишь… появился у нас в начале осени. Из этих… — показал он пальцем в потолок. — Из знатных. Благородный чеор. Ты его тогда ещё «чёрной рукой» назвала…
— А, тот загадочный ифленец, с которым вы каждый раз при встрече бранитесь, как портовые грузчики, а потом ты поишь его за свой счёт. Как не помнить…
— Давно не показывался, да?
Тильва всплеснула руками.
— Заскучал по закадычному
— Да какие приятели… что ты, жена. Приятели… Должен я ему. Так должен, что в этой жизни и не расплачусь.
— Ох ты, добрые покровители… ты же сам говорил, что не загрустил бы, если бы все они, без исключения, враз повымерли. Что ты такое говоришь, какие долги? Они же воры, убийцы. Ничего ты никому не должен.
— Летом Джарк побитый пришёл… помнишь?
— Ну, ты ходил разбираться.
— Да уж… разобрался. Есть вещи… а, ладно. Если б не этот ифленец, Джарк бы домой не вернулся. Совсем не вернулся, понимаешь?
— Да что ж они за люди такие…
Янур дипломатично не стал продолжать разговор: он-то точно знал, кто был прав тогда, а кто, в компании таких же лоботрясов, только постарше, под командованием мутного, но очень решительно настроенного цехового мастера из Рощиной Слободы, готовил покушение на самого ифленского наместника…
Наместника всё равно убили, чуть позже, а может, он сам ушёл в тёплый мир, куда ему и дорога.
Но если бы вместе с облавой на секретную квартиру не явился чеор та Хенвил, возможно, и Джарка, и ещё парочку таких же бедовых городских пацанов отправили бы в тюрьму. А то и — старый наместник был суров! — в тот же день расстреляли бы на площади.
А потом, в один из первых осенних дней, ифленец впервые зашёл к ним в таверну. Вроде бы удостовериться, что Янур объяснил своему парню, в чём тот был неправ. Тогда поводом для спора у них стало то, что, по мнению Янура, его сын был виновен лишь, что попался: никто из нижнего города здоровья наместнику не желал. Чеор та Хенвил считал, что его вина в стремлении нарушить постулаты правовой буллы Ифленской империи.
Если бы вина юноши была доказана, он наверняка был бы казнён вместе с другими заговорщиками. Так — ему грозила тюрьма, а родителям, вероятно, пришлось бы покинуть Тоненг без права возвращения.
Янур до сих пор не знал, что заставило ифленца поверить им и вытащить парня из неприятностей. Но добра он не забывал. И долги старался отдавать.
Впрочем, помнил он не только добро, так что ифленец, повадившийся чуть не через день ужинать в «Каракатице», успел выслушать от Янура немало справедливых упреков и в адрес самого наместника, и всего его окружения. Благородный чеор в долгу не оставался, так что любая их встреча быстро перерастала в оживлённейшую беседу.
В день похорон наместника Янур видел его в «Каракатице» в последний раз. С тех пор минул почти месяц. Город потряхивало, словно в ожидании серьёзной беды. То там, то тут вспыхивали драки. Ифленская знать носу не казала из Верхнего города, зато усилились на улицах гвардейские патрули.
Джарк дни и ночи не вылезал из своей комнаты, как будто чтобы доказать, что ни в чём не участвует и дурных намерений не имеет. Очень его напугала та облава.
Но мысли старого моряка упорно уплывали за пределы родного дома. Чеор та Хенвил носил титул Светлейшего, а значит, не мог исчезнуть просто так. Или был вынужден внезапно уехать, или всё-таки нарвался, и теперь хорошо если жив.