Проклятье Пифоса
Шрифт:
— Да, господин, — ответил Йерун.
«Нет, — подумал он, — всё не так просто».
Сын Вулкана ещё секунду смотрел на серва, а затем ушел прочь.
«Он знает, что я не верю ему».
Каншелл покраснел от стыда.
Потом он вернулся к работе, сбрасывая во тьму всё больше комьев земли. Кусочек грунта между провалом и откосом плато, на котором стоял Йерун, казался тонким, словно подтаявший лёд. Серва мучили
Ведомый долгом, а не верой, Каншелл продолжал трудиться. Однажды подняв голову, он увидел, что оба отделения скрылись в расселине, а их боевые братья стоят на страже возле тросов. Йерун отвернулся, пытаясь найти уверенность, о которой говорил Кхи’дем.
Безуспешно.
А потом, раньше, чем думал серв, его смена закончилась. Вечер сжимал Пифос в своей хватке, и наступало время возвращаться «домой».
На базе, как и в поселении, хватало свободного места для посадки транспортников, так что челночными рейсами удавалось перевозить большое количество слуг легиона. Выбравшись из переполненного пассажирского отсека, Каншелл впервые в жизни отправился искать Танауру.
Женщина нашлась возле посадочной площадки. С «Веритас феррум» в очередной раз доставили боеприпасы, и Агнес вместе с другими сервами таскала пластальные ящики в арсенал, располагавшийся в северо-восточном углу базы. Заметив, что Танаура выглядела так же мрачно, как сам Йерун чувствовал себя, он почти отчаялся. Но больше идти было некуда, и, последовав за верующей, Каншелл подкараулил её у ангарных ворот арсенала.
— Агнес, — позвал он.
Танаура удивленно повернулась.
— Йерун? В чем дело?
— Мне нужно с тобой поговорить.
Женщина судорожно вздохнула — она выглядела не просто измотанной и напуганной, но и проигравшей.
— О чём? — спросила Агнес, и Каншелл засомневался: неужели её вера не сильнее, чем у него?
— Извини, — сказал серв, чувствуя, как вечерняя темнота идет в наступление. — Ни о чём.
Йерун уже повернулся, чтобы уйти, но Танаура удержала его.
— Подожди! — Агнес сжимала руку серва с неистовством, рожденным внезапной и отчаянной надеждой. — Скажи мне.
Ей было, самое меньшее, так же тяжело, как и ему.
— Вещи, которые здесь творятся, — начал Каншелл. — То, что я видел…
Это оказалось сложнее, чем думал Йерун.
— Я не…— даже сейчас, когда его прежнее мировоззрение лежало в руинах, верность не позволяла облечь чувства в слова. Это казалось слишком похожим на предательство.
Танаура помогла ему.
— Законами светской вселенной этого не объяснить.
— Точно! — благодарно ответил Йерун, и давящее чувство в груди ослабло. Облегчение оказалось кратким, но неподдельным.
— Чего же ты ищешь? — спросила она.
— Силы, — произнес
Внезапно оказалось, что Агнес обладает и тем, и другим.
— Надежда есть, — сказала Танаура, — и я наделю тебя силой.
— Это поможет мне против… против ночи?
— Оно поможет тебе противостоять ночи.
— И это всё?
— Император взывает ко всем нам, требуя быть отважными. И, разве не поможет тебе осознание того, что, если силы тьмы реальны, то истинны и силы света?
Каншелл подумал над услышанным.
— Возможно, — произнес он, и это признание, первое принятие проповедей Танауры, распахнуло дверь в разуме серва. И внутрь хлынул солнечный свет.
«Да! — думал Йерун. — Да!»
Серв всегда верил Императору, но теперь, поверив в Него, признав богом, Каншелл понял, что не существует преград и расстояний для Его могущества. Император разглядит его здесь, сумеет протянуть к нему руку. Тепло, пришедшее вслед за отступлением отчаяния, струилось по жилам Йеруна.
— Да, — произнес он вслух и улыбнулся.
— Император хранит, — сказала Танаура.
— Император хранит, — повторил Каншелл.
Той ночью, испуганно свернувшись на койке, он ждал появления ужасов, бродящих во тьме. Кошмары явились, ступая в снах, сплетенных из теней, и дремлющие сервы заговорили и запели. Раздался вопль пробуждения, но Каншелл прижал к сердцу «Лектицио Дивинитатус» — и обрел покой.
12
Спуск/Машина/Потоп
Железные Руки спускались на тросах по склону, а впереди мелькали Гвардейцы Ворона. Штурмовые десантники Птеро впервые пользовались прыжковыми ранцами, отдавая дань своему истинному призванию. Два отделения десятого легиона возглавляли Аттик и Гальба. Даррасу же крайне не понравилось, что его отделению приказали стоять на страже у спуска в яму.
— Я не хочу проявить неуважения, брат-капитан… но почему?
— Потому что это разведывательная операция, а не штурм. А также потому, что сержант Гальба из всех нас был ближе всего к врагу. Если нас атакуют снизу, то я хочу, чтобы это заметили как можно раньше.
«Он всё ещё думает, что я какой-то… псайкер» — подумал Гальба. Сама эта мысль была для него оскорбительной, но если Аттик думает, что он пригодится, то пускай. Сержант знал свой долг.
Антон оттолкнулся от каменной стены. Дёрнулась ли она под его сабатонами? Погрузились ли носы в неё на мгновение, словно эта была плоть? Видел ли он рельефный узор, похожий на гнездо змей? Нет, ничего этого не было. Антон не был уверен, но надеялся, что это не так. Однако он чувствовал странное отвращение — словно всё произошло именно так.