Проклятье старинного кольца

Тишанская Марина Антоновна

В старом замке

Леди Эстер, графиня Мортимер, с типично франглийским худым лицом и властно выдвинутым вперед подбородком, статная и чопорная, стояла около большого окна. Она смотрела вдаль, туда, где солнце садилось за море.

Летняя гостиная, где, несмотря на приближающиеся холода, проводила время графиня, была обставлена изысканно и просто. Глубокие кресла возле камина, низкий столик, удобный диван. У стены возвышался массивный шкаф с книгами. Леди Эстер любила почитать, а библиотеку оккупировал ее муж.

Молодой человек с прилизанными волосами — ее секретарь Энтони Фостер, сидел в своей комнате. Его маленький кабинет с узким, выходящим

в темный парк окошком, ничем не походил на покои госпожи. Секретарь сидел на видавшем виды стуле возле заляпанного чернилами стола и, макая отточенное гусиное перо в необыкновенно красивую серебряную чернильницу, подаренную ему в День Ангела графиней, переписывал на лист сероватой шершавой бумаги список предполагаемых затрат Мортимеров на ремонт флигеля, располагавшегося на окраине имения и совсем развалившегося. Чтобы сдать его в аренду, требовалось привести его в порядок, а это немалые деньги. Прежде чем показать список затрат графине, необходимо было переписать его набело.

Неожиданно над его головой заплясал, издавая громкий звон, серебряный колокольчик. Стало понятно, что Фостера зовет графиня.

Он осторожно отложил перо на подставку в форме парусной лодки, в дополнение к которой и была подарена дорогая массивная чернильница, и, одернув сюртук, поспешил на зов своей госпожи.

Силуэт леди Эстер четко вырисовывался на фоне окна, открытого несмотря на прохладный день. В комнату вполз тяжелый осенний туман. Тяжелые бархатные портьеры шевелились на ветру, как живые. Но графиня не обращала внимания на холод, ее переполнял гнев. Леди Мортимер повернулась к секретарю, и тот невольно сделал шаг назад.

Фостер, спуститесь в библиотеку и посмотрите, не оставил ли там сэр Джордж своих бумаг, — произнесла она неестественно ровным голосом. Чем я навлек на себя немилость вашей светлости? — испуганно спросил Фостер. А вы проницательны, мой друг, — получил он язвительный ответ, — более того, пожалуй, я подумаю, не опасно ли держать личным секретарем человека, смеющего обманывать меня. Прошу прощения, ваша светлость, не понимаю, о чем вы говорите. Дальний флигель настолько занимает мои мысли, что я, видимо, не сразу услышал звон колокольчика, — злополучный секретарь попытался свести разговор на менее скользкую тему. Похвальное прилежание, Фостер. Но должна напомнить, что вас брали на работу с условием не заводить никаких интрижек, тем более с моими знакомыми, я уж не говорю об их слугах. Разумеется, я помню об этом, ваша светлость. Ах, помните?! А записка любовного содержания, которую я случайно нашла на полу около вашего кабинета? Объясните, как она туда попала! — С этими словами леди Эстер бросила листок бумаги на пол, прямо под ноги молодому человеку.

Фостер был настолько шокирован необычным поведением госпожи, что не сразу нагнулся и поднял его. Этого времени графине хватило, чтобы осознать свою несдержанность и взять себя в руки.

«Милый друг! С любовью и нетерпением жду…», — прочитал опальный слуга начало записки. «Гербовая бумага Лонгфильдов», — подумал он, — «но почему леди Мортимер так злится? Неужели ревнует меня?! Только этого мне не хватало!»

Госпожа, вы считаете, что записка предназначена мне? Да, именно так я и считаю, поскольку больше подходящих на эту роль молодых мужчин в доме нет. Записка подписана инициалами Джи Эль. Прошу меня просветить: это графиня Джулия Лонгфильд или ее горничная Жаннет Ломьер? Клянусь, ваша светлость, я ничего не знаю об этом. Записка предназначена не мне. Никаких дел с леди Лонгфильд или ее служанкой у меня нет, тем более амурных. Хорошо, предположим, я не права. Кому же тогда может быть адресовано письмо? Кому угодно, госпожа. Садовник Билл достаточно молод и смазлив, кучер Джэк, ваш супруг, наконец. Хотя он и не молод, но весьма неравнодушен к женскому полу. Как вы смеете, Фостер?!Я бы не посмел в других обстоятельствах, но

чтобы оправдаться в глазах вашей светлости, любые средства хороши. Вот как? Ну что же… Я, пожалуй, поверю вам и дам возможность оправдаться. Вы получите задание весьма деликатного характера. На нем-то я и проверю вашу преданность. Я знал, несравненная леди Мортимер, что здравым смыслом и обаянием одновременно из всех известных мне знатных дам обладаете только вы. Вы слишком смелы, мой друг, и, к тому же, умелый льстец. И мне это по душе. Но, повторяю, я проверю вас в деле. Весь внимание, ваша светлость. Надеюсь. Задание связано с дурными наклонностями моего супруга, раз уж вы сами о них заговорили. Но, ваша светлость…Успокойтесь. Его пристрастие к хорошеньким служанкам беспокоит меня только в случае, если оно выходит за рамки приличий. Но чтобы я полностью поверила вам, придется все же выяснить, кто автор записки и кому она предназначена. Слушаюсь, миледи. Это все. Ступайте.

Дело шло к вечеру, когда Фостер смог заняться приватным поручением графини. Он должен был оправдаться во что бы то ни стало. Леди Мортимер не потерпит в замке слугу, нарушившего ее запрет на фривольное поведение. Он, правда, не женат и вполне мог ухаживать за горничной леди Лонгфильд с серьезными намерениями, но он не хотел терять преимущества холостого человека, на которого может обратить внимание знатная дама.

Кучер Джек вместе с конюхом Генри чистили конюшню. Последний был давно женат на кухарке Кэт, и вряд ли вел переписку с горничной из соседнего поместья. Поэтому Фостер решил поговорить наедине с Джеком.

Конюшня представляла собой длинное, недавно выкрашенное желтое здание. Внутри резко пахло навозом и конским потом. Видимо, коней еще не чистили и помещение не убирали. Лошади негромко ржали в предвкушении вечерней трапезы. Несколько свечей освещали полутемное пространство. Фостеру также почудился запах самокрутки, которые обычно курили работники. Джек, завидев секретаря хозяйки, стремительно потушил бычок о подошву ботинка.

— Джек, — позвал кучера Фостер, — выйди, поговорить надо.

Тот поспешно вышел из конюшни вслед за Фостером.

— Простите, господин секретарь. Я только разок курнул, очень уж душа просила.

— Разговор будет не об этом, хотя это и нарушение. Скажи, тебе серьезно нравится Жаннет — служанка леди Лонгфильд?

— В каком смысле?

— Ты собираешься на ней жениться?

— Что вы, господин, и в мыслях нет. У меня совсем другие планы.

— А зачем она тебе пишет любовные записки? Леди Мортимер одну из них нашла.

— Это ошибка, господин. Она мне ничего не писала. Может, подшутить захотела?

— То есть вы с ней о свидании не договаривались?

— Нет, конечно. Я за Эммой ухаживаю, жениться на ней хочу.

— Смотри, леди Эстер не потерпит никакого разврата в своем имении.

— Я знаю. Клянусь вам…

Фостер не стал дослушивать испуганного кучера. Старшая горничная, девушка положительная, сразу отказала бы парню, позволь он себе роман на стороне. Ясно, что к записке он отношения не имеет. Секретарь развернулся и пошел в сторону флигеля около ограды, где жил садовник Билл вместе с сестрой и больной матерью. Сестра садовника Бетти помогала кухарке Мортимеров и вносила свою часть в бюджет семьи, а мать была парализована и проводила время в кресле, куда сын сажал ее каждое утро.

В окошке горел огонек. Семья молилась около образов в углу перед началом ужина. Не хотелось их прерывать, но Фостер негромко постучал в окно. Билл выглянул наружу.

— Это вы, господин секретарь?

— Я, Билл. Извини, что не вовремя. У меня к тебе дело.

Поговорив с садовником, Фостер понял, что не он является адресатом, которому была написана записка с приглашением на свидание. Больше мужчин в поместье не было. Помощника садовника Тома можно не считать — он еще мальчишка, а женатого конюха — тем более.