Проклятие Батори

Лафферти Линда

Свита из служанок сопровождала графиню только до двери. Им было запрещено входить в туалетную комнату, и Зузана знала почему: Эржебет Батори терпеть не могла видеть миловидных девушек рядом с собой в зеркале.

Графиню сопровождала только одна доверенная особа – хорошенькая темноволосая Вида. Она помогала госпоже усесться на подушку, а потом расправляла тяжелый шлейф бархатной мантии по ковру на полу. Эта служанка держала голову склоненной и не поднимала глаз.

Графиня взглянула на серебряные расчески и флаконы с маслами и снадобьями. Ее украшенная драгоценными

перстнями рука пробежала по гребню из слоновой кости, погладила ручное зеркальце, серебряный горшочек с краской для губ, и ее губы удовлетворенно изогнулись.

Вида опустилась на колени, чтобы разгладить край бархатного шлейфа на полу, а потом молча вышла.

Графиня откинулась в кресле. Зузана присела в поклоне, почтительно склонив голову.

Холодной белой рукой графиня взяла служанку за подбородок и принялась рассматривать ее лицо. Девушка задрожала от прикосновения госпожи. Графиня рассмеялась, и ее белые зубы сверкнули в ярком свете факелов.

– Мое маленькое чудовище, – проворковала она, все еще держа девушку за подбородок. – Как восхитительно ты безобразна! Не то что твоя очаровательная подруга, слечна [8] Вида.

8

Слечна (словацк. slecna) – девушка, барышня.

– Да, госпожа, – ответила Зузана, глядя в ее янтарные глаза. – Я живу, чтобы служить вам, моя графиня.

– Да, – сказала Эржебет, ставя служанку рядом с собой, чтобы та посмотрелась в зеркало. Зузана зажмурилась. – Открой глаза, моя киска.

По приказу госпожи девушка широко открыла глаза и увидела в серебряном зеркале свое отражение рядом с лицом графини.

– Как думаешь, я все еще красива? – спросила госпожа, глядя на себя в зеркало и поворачивая подбородок вправо и влево. Взгляд ее был детским и задумчивым, кошачьи глаза обрамлялись черными ресницами.

Зузана не колебалась ни мгновения.

– Конечно, госпожа, от вашей красоты захватывает дух у всех, кто на вас смотрит. Вы – прекраснейшая женщина во всей Венгрии!

Графиня бросила на нее презрительный взгляд, ее изогнутые брови сдвинулись над тонкой переносицей, а Зузана, испугавшись, сбивчиво добавила:

– И во всей Священной Римской империи, и за ее пределами, госпожа. Прекраснее, чем самая юная дева в христианском мире и далеко за пределами восточных царств. Я не сомневаюсь в этом.

Лицо графини смягчилось, и она снова взглянула на себя в зеркало. Ее кроваво-красные губы сложились в улыбку, обнажив ровные белые зубы. Зузана ощутила, как по спине пробежал холодок.

– Но мне ведь уже пятьдесят, – заметила графиня, рассматривая свое отражение.

– Ах, графиня! Не в зеркале. Посмотрите на белую кожу и сверкающие глаза! Как они влекут ваших воздыхателей объять эту красоту!

Девушка взяла серебряную расческу, сияющую в свете факелов,

и размяла о ладонь свиную щетину, сгибая жесткие волоски туда-сюда, пока те не стали мягкими.

– С вашего позволения, графиня…

Госпожа почти незаметно подняла подбородок. Зузана стала расчесывать длинные темно-рыжие волосы, стараясь не потянуть за какой-нибудь случайно спутавшийся комочек. Эржебет Батори закрыла глаза и застонала, ее длинные бледные пальцы переплелись на коленях.

– Ах, Зузана, – прошептала она. – Если б ты была прекрасна… как твой брат.

Прекрасна? Ее слова вызвали в девушке новое содрогание. Графиня заметила легкую дрожь в движении расчески и взглянула на обезображенное оспой лицо служанки.

Слава богу, теперь Зузана была далеко не красавицей.

Глава 3

Карбондейл, штат Колорадо

19 ноября 2010 года

– С нетерпением жду начала сеанса, – сказала Бетси. – Ты принесла тетрадку со снами?

Взгляд Дейзи казался остекленевшим и направленным в никуда. Она ничего не ответила.

Бетси задержала дыхание. «Только не снова», – подумала она.

Дейзи вошла в кабинет, как сомнабула. И тут заметила Ринго, беспородную овчарку, свернувшуюся на вязаной подстилке у теплой печки. Впервые за несколько месяцев Бетси пустила пса в кабинет.

Девушка расслабила мышцы, свет вернулся в ее глаза, и ямочки сморщили белила на щеках.

– Роскошный пес! – воскликнула она, протянув руку к его носу. – Можно его погладить?

– Конечно, – ответила Бетси, дивясь такому преображению. – Это большой ребенок.

Ринго лизнул девушке руку. Ласковый и нежный, он, однако, не очень любил лизаться, и Бетси удивленно наморщила лоб.

Пес забил хвостом, словно узнал Дейзи. Потом лизнул белое лицо, и Бетси ощутила укол ревности.

– Он никого не лижет в лицо. Даже меня.

Ринго сел, по-прежнему норовя лизнуть девушку, и та вытянула шею.

– Странно. Он как будто тебя знает.

Дейзи зарылась лицом в его шерсти, и Бетси заметила блеснувшие в ее глазах слезы, когда она пригладила уши Ринго к голове.

Сеанс начался разговорами о собаках, и это была самая долгая беседа, какие когда-либо вели доктор с пациентом.

– Когда мы жили в Нью-Йорке, у меня была немецкая овчарка, – рассказала Дейзи. – У нас было несколько собак, но Роско был мой. Он спал у меня в постели и бегал рядом с моей лошадью на охоте.

– Расскажи мне о верховой езде.

– Раньше я любила ездить верхом. Много ездила. Участвовала в многодневных соревнованиях по конкуру, кроссу и прочему.

– А почему теперь бросила?

– Здесь у меня нет лошади, и я… Я потеряла интерес. Теперь это не мой мир, – ответила девушка, отворачиваясь, и ласково посмотрела на Ринго.

– А каков теперь твой мир?

– Готический, – ответила Дейзи, и ее голос утратил мягкость. Измученный взгляд заслонил юность, которая несколько минут просвечивала сквозь ее макияж.