Проклятие дома Ортанов
Шрифт:
Жонферьез пожертвовал многими и многим, чтобы оказаться здесь, в логове самих ортанов, и именно сейчас, когда до свершения древнего таинства осталось совсем ничего: не дни, не часы, а лишь жалкие минуты. Он преподнес трофеи древнему идолу, теперь осталось лишь вложить в руку деревянной дамочки серьгу и ждать того сладкого мига, когда наступит пора загадать желание. История не помнит о жертвах, она не принимает в учет мораль. Она – холодная, беспристрастная Правда, хранящая в веках лишь конкретные факты: причины, поводы, следствия, действия и, наконец, их результат. Он победил, он вскоре должен выйти из этого зала совсем иным существом, не знающим ни старости, ни усталости, ни мучившей долгие
Миссионер волновался, а его рука сильно дрожала, когда он достал из-за пазухи простенькую с виду серьгу и вложил ее в деревянную ладонь растрескавшегося от времени идола. Что-то изменилось вокруг, Жонферьез почувствовал колебания воздуха и вначале подумал, что соприкосновение могущественной реликвии с ладонью статуи положило начало древнему ритуалу, однако за его спиной вдруг послышалось тихое шуршание.
Почуяв неладное, инквизитор обернулся и увидел собственное отражение: двадцать точных копий своего изумленного лица, смотревших на него с двадцати зеркальных поверхностей масок без прорезей для глаз. Вокруг были гаржи, они молча стояли, взяв инквизитора в плотное кольцо, и смотрели…
«Просчитался, все-таки я просчитался! Где же, о Боже, где же я допустил роковую ошибку?! Чего не учел?! Почему они здесь, почему не снаружи, как смогли разгадать мой замысел?!» – успел подумать один из лучших миссионеров Святой Инквизиции перед тем, как кануть в колодец Вечности, а его грозное для современников имя стерла безжалостная История.
Все кончено! Это стало понятно еще до того, как двое ортанов и белошвейка добрались до особняка. Они уже прошли половину пустыря, когда внезапно звуки сражения стихли, а в ночном Висварде воцарилась такая завораживающая тишина, что Танва испугалась, подумав, что она оглохла. Где-то вдали, где еще полыхало пожарище, смолкли орудия, перестали звенеть друг о дружку мечи и, возможно, уже не лилась кровь. Рано или поздно все в мире заканчивается, даже сражения, вопрос лишь в том, кто вышел из него победителем, а кого постигла незавидная участь?
Мужчины переглянулись, но ничего не сказали, только ускорили и без того очень быстрый шаг. Танва запыхалась, у нее жутко заболели ноги, и она начала отставать. У заметившего этот прискорбный факт графа просто не было другого выбора, как подхватить не привыкшую к долгим походам и стремительным переходам белошвейку на руки и нести ее до самой ограды. Как ни странно, но довольно тяжелая ноша ничуть не помешала вельможе вначале догнать заметно ушедшего вперед Вернарда, а затем и обогнать неповоротливого, но очень упрямого и выносливого толстяка. Примерно через четверть часа путники достигли Дома Ортанов, и их глазам предстала незабываемая картина, куда более странная, чем мгновенно окутавшая город тишина.
Местность перед особняком было трудно узнать. Покореженные, изогнутые прутья ограды приняли причудливые формы, похожие на страшных, вырастающих прямо из-под земли чудовищ с огромными когтистыми лапами и широко разинутыми зубастыми пастями. Они выглядели зловеще, особенно в клубах медленно расползающейся завесы из порохового дыма. Висящие на прутьях обрывки черных одежд, покрытые желтой кожей фрагменты костей, а иногда и целые тела мертвых гаржей лишь еще сильнее напугали бы случайных зрителей, которых в округе уже давно не было.
Пороховые
Их встретил мужчина, раздетый по пояс рослый охранник, державший в руках огромный шомпол, которым после выстрела прочищают ствол орудия. Капельки пота, оросившие его мускулистое, перепачканное гарью и копотью тело, навеки остановили свой бег, да так и не упали на пол. Всего застывшего богатыря и его порванные на коленях штаны покрывала тонкая ледяная корка. В просторном холле находилось более десятка подобных фигур: одни застыли у орудий с шомполами да ядрами; другие, кто с топором, а кто с мечом в руках, замерли в разнообразных, порою грозных, а порою и весьма комичных позах. Ледяная пелена окутала всех защитников Дома Ортанов, однако ни остановившиеся на пороге Тибар с Танвой, ни прошедший на пару шагов дальше Вернард не ощущали холода. Больше никого на передовой линии обороны не было: защитники оледенели, а упорно атаковавшие дом гаржи исчезли неизвестно куда. Безликих убийц не было не только видно, но и слышно.
– Что за чертовщина? – процедил сквозь зубы Вернард, крепко сжав в могучих руках подобранный возле орудия шомпол. – Вот уж не думал, что гаржи на такое способны! Их колдовство…
– Это не они, это кто-то другой! – шепотом перебил палача Тибар, вслушивающийся в царившую вокруг тишину. – Если бы безликие могли превратить нас в глыбы льда, они бы не учинили резню в Висварде… Им кто-то помог, но кто?
– Инквизитор? – попытался прошептать палач, но ему это не удалось, уж слишком громким голосом одарила его природа.
– Ты льстишь мерзавцу! Будь в его силах заморозить нас или хотя бы усыпить, то он не впутал бы в эту историю гаржей, не сплел бы такую сложную паутину интриг, – возразил Тибар, все еще прислушивающийся к звукам, едва доносившимся из глубин опустевшего дома. – Да и бой бы он не остановил! Гаржи дерутся с ортанами, милое для него дело! К чему мешать нам резать друг другу глотки?!
– Тогда кто?! Остается только Арторис, другой нежити да и колдунов в Висварде давно уже не было!
– Не смеши, – вновь покачал головою Тибар. – Его мерзкие фокусы действуют лишь на людей, да и без дудки своей он мало чего стоит… Нет, тут кто-то еще повеселился!
– Кто?!
– А мне почем знать, я ж не Создатель, – пожал плечами граф Ортан. – Не волнуйся, дружище, сейчас поднимемся в зал торжеств и собственными глазами увидим негодяя!
– Ты хочешь туда пойти?! – удивление не только слышалось в голосе великана, но и читалось по выражению его исказившегося лица.
– Не хочется, но придется, иного выбора у нас нет! Мы втроем должны или победить, или погибнуть! Ну, конечно, если ты не хочешь провести остаток дней в волчьей шкуре или в мерзкой чешуе иной твари! Сможешь ли ты смириться, что твои товарищи заледенели, а ты даже не попытался их спасти?! Сможешь ли ты жить с такой ношей?!