Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)
Шрифт:
— А вот и второй, — сказал он.
Изломанная масса летела из синевы неба к земле. Это походило на беспорядочное падение громадных морских птиц, буревестников, которых на большой высоте настиг смертельный залп свинца, и они, потеряв опору воздуха и увлекаемые своим весом, неслись вниз. И опять песок вздрогнул от глухого удара. На этот раз человек несколько раз вздрогнул и поднял к солнцу окровавленное лицо. Стевенс медленно поднял руку к вершине гор.
— Еще один, — голос его слегка изменился.
С высоты скал донесся дикий вопль. Мы увидели мужчину, торчавшего по пояс над скалой, который
Мы застыли.
— Все равно, — сказал Джеллевин, — они хотели наших шкур, но я бы хотел отомстить за этих бедных подонков. Дайте мне ваш мушкет, господин Баллистер. Фрайар Такк, пошли!
Бритая голова Такка выглянула из глубин судна.
— Фрайар Такк стоит хорошего охотничьего пса, — разъяснил Джеллевин с непонятной снисходительностью. — Вернее, стоит целых десяти псов. Он чует добычу издалека. Настоящий феномен.
— Что думаешь об этой дичи, старина?
Фрайар Такк извлек из люка свое округлое массивное тело и словно покатился к лееру. Его острый взгляд остановился на расплющенных трупах, лицо выразило острое удивление, потом посерело от ужаса.
— Фрайар, — с нервным смешком сказал Джеллевин, — ты видал и не такое, а побледнел, как юная субретка.
— Э! Нет, — глухим голосом ответил матрос, — дело не в этом… Там что-то зловещее. Там… Стреляйте по бреши, монсеньор, — вдруг закричал он. — Быстрее!
Джеллевин в гневе обернулся.
— Такк, ты опять обратился ко мне, назвав этот проклятый титул!
Обруганный матрос не ответил. Он тряхнул головой.
— Слишком поздно. Прошло, — пробормотал он.
— Что? — спросил я.
— Ну, штука, которая выглядывала из бреши, — тихо ответил он.
— Что это было?
Фрайар Такк бросил на меня укоряющий взгляд.
— Не знаю. Потом это прошло.
Я не стал настаивать на дальнейших расспросах. Послышались два пронзительных свистка. Звук доносился с вершины скал. Потом на фоне неба возникла тень. Джеллевин вскинул ружье. Я остановил его.
— Будьте поосторожнее!
Из бреши по тропинке, которую мы раньше не заметили, на пляж спускался школьный учитель.
Школьному учителю оставили лучшую каюту на корме, а для меня переделали соседнюю каюту. Таким образом, получилась сдвоенная каюта с двумя койками. Сразу после появления на борту школьный учитель удалился к себе и проводил все время, копаясь в книгах. Один раз или два раза на дню он выходил на палубу, просил принести секстант и проводил тщательные наблюдения.
Мы шли на северо-запад.
— Курс на Исландию, — как-то сказал я Джеллевину.
Он внимательно посмотрел на морскую карту и нацарапал на ней несколько слов и цифр.
— Не совсем. Скорее мы идем к Гренландии.
— Ба! — ответил я. — Одно стоит другого…
Он согласился с тем же равнодушием.
Мы ушли из Большого Копыта в хорошую погоду, оставив позади себя горы Росса, которые грели свои горбы под восходящим солнцем. В тот день мы встретили одно гебридское судно с плосколицыми (надо
Школьный учитель по вечерам приглашал меня к себе выпить стаканчик спиртного. Сам он не пил. Он уже не был тем словоохотливым собеседником с постоялого двора «Веселое сердце», но остался приятным и хорошо воспитанным человеком, поскольку никогда не оставлял мой стакан пустым, а пока я пил, он листал свои книги. Должен признать, что не сохранил особых воспоминаний об этих днях. Жизнь на борту была монотонной. Однако экипаж казался мне озабоченным, особенно из-за небольшого и довольно неожиданного происшествия, случившегося однажды. Мы все одновременно почувствовали сильнейшую тошноту. Тьюрнип начал кричать, что нас отравили. Я строго приказал ему заткнуться. Надо отметить, что это недомогание быстро прошло. Резкий порыв ветра вынудил нас совершить внезапный маневр, и мы все забыли.
Занялась заря восьмого дня плавания.
Я увидел озабоченные и замкнутые лица. Мне знакомы такие лица. На море они не обещают ничего хорошего. Они выражают беспокойство, стадное и враждебное. Оно сплачивает людей, накрепко соединяет их в единую массу страха или ненависти. Вокруг них образуется атмосфера зловредной силы, отравляя все вокруг. Слово взял Джеллевин.
— Мистер Баллистер, — начал он, — мы хотим поговорить с вами и поговорить откровенно, как друзья со старшим товарищем по совместным гулянкам, а не как с капитаном.
— Прекрасная преамбула, — усмехнулся я.
— Именно потому, что вы друг, мы облекаем все в вежливую форму, — прорычал Уолкер, и его уродливое лицо скривилось.
— Говорите, — коротко сказал я.
— Так вот! — продолжил Джеллевин. — Вокруг нас творится что-то не то, а самое худшее состоит в том, что никто из нас ничего не может объяснить.
Я мрачно оглядел их всех и внезапно протянул ему руку.
— Ты прав, Джеллевин, я чувствую это, как и вы.
Лица разгладились. Люди нашли в капитане союзника.
— Поглядите на море, мистер Баллистер.
— Я его вижу, как и вы, — ответил я, опустив голову.
Да, я видел это уже два дня. Море выглядело очень необычно, и я не помнил, что видел такие воды на какой-либо широте, хотя скитался по морям без малого двадцать лет. Его пересекали странного вида цветные полосы, внезапно возникали громкие вскипающие пузыри. Неведомые шумы, похожие на смех, вдруг доносились из набегающей волны. Люди с ужасом оборачивались на этот нечеловеческий смех.
— За нами больше не следует ни одна птица, — пробормотал Фрайар Такк.