Проклятие феникса
Шрифт:
Лу ворвалась в спальню. Она хотела сразу же рассказать всё Заку, но заметила его красные заплаканные глаза и замерла.
– Ты в порядке?
– Да, – выдавил он и поспешно отвернулся к стене.
Он соврал, но Лу не знала, как его успокоить. Уж точно не историями о легендах и обречённости, которыми ей не терпелось поделиться. Зак и так плакал, а Лу не хотела расстраивать его ещё сильнее. По крайней мере, пока не разобралась в ситуации.
– Пойду в душ, – пробормотала она. А потом, не глядя на брата, схватила с кровати пижаму и полотенце, выбежала из комнаты и закрыла за собой
7
Зак
Несмотря на то, что в самолёте Зак почти что не спал, всю ночь он просто лежал и тихо плакал, пытаясь справиться с паникой, стиснувшей сердце.
Раз за разом он твердил себе, что с папой всё хорошо, что тёте Мерле бы сообщили про авиакатастрофу, что про неё рассказали бы в новостях. Прошло уже столько времени – они бы обязательно всё узнали.
Но вдруг случилось что-то ещё? Вдруг у папы не выдержало сердце, пока он бежал на свой рейс? Или самолёт упал, но тётя Мерле и Ровена спали и не слышали звонка? Или…
Зак стиснул зубы. Перед глазами плыло, сердце колотилось в груди. С отцом всё в порядке. Наверное, он уже был в Чикаго, сидел за компьютером и ел ужин, разогретый в микроволновке. Его родители не могли умереть в один месяц. Это слишком невероятно, слишком… слишком.
Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо.
Пока он раз за разом повторял про себя эти слова, перед глазами вдруг мелькнуло странное видение – мшистый лес, залитый золотистым светом, струящимся сквозь ветви огромных древних деревьев.
Моргнув, он помотал головой, на мгновение забыв про панику. Что это было?
Но когда он закрыл глаза, видение вернулось. Более того – оно стало ярче. Пахло летом и солнцем; палящие лучи приятно касались кожи, и когда Зак посмотрел вниз, то увидел, что кроссовки его утопают в зелени, словно он действительно оказался в лесу.
«Это что-то новенькое», – с сарказмом подумал он. Раньше во время приступов паники его сознание не подбрасывало такие живые фантазии. Он глубоко вдохнул, и в кои-то веки от свежего воздуха его не разобрал приступ кашля. Да, эта фантазия определённо нравилась ему больше других.
Но не успел он понять, сон это или галлюцинация, как за спиной раздался до боли знакомый смех. Сердце пропустило удар, и он обернулся.
Буквально в нескольких шагах стояла девушка в джинсовом комбинезоне и с длинной чёрной косой. Запрокинув голову, она всматривалась в ветви массивного скрюченного дерева, в три раза превосходящего по размеру все остальные. Она выглядела лет на восемнадцать, но Зак всё равно узнал её.
Это была его мама.
– Всё равно ведь придётся спуститься, – окликнула она непривычно звонким голосом. – Не дуйся. Слезами горю не поможешь!
Ответа не было, только перья зашелестели где-то в ветвях. Но она всё равно рассмеялась, и сердце сжалось от тепла и тоски.
– Ну ладно, – сказала она. – Даю тебе ещё пять минут. Потом спускайся, и мы с тобой погуляем.
Она покачала головой – точно так же она делала, когда Зак говорил что-то смешное или нелепое, – а потом отвернулась от дерева и посмотрела прямо на него. На мгновение их взгляды пересеклись, и Зак замер.
Это была она. Мама. Самая настоящая.
Он
Просто сон. Это был просто сон. Такой настоящий и ощутимый – прямо как тьма, царящая в спальне. Но в ушах до сих пор звенел мамин смех, и очень не скоро, но Зак всё же вновь провалился в сон.
Утром его разбудил тихий стук и скрип приоткрывшейся двери.
– Ваш папа звонил вчера ночью, – сказала тётя Мерле. – Он уже в Чикаго, передавал вам привет.
Зак приподнялся на локтях.
– Он нормально добрался? – сонно спросил он, и тётя Мерле кивнула.
– Лучше некуда. Он сказал, что у него много работы и нет возможности часто звонить, но вы за него не волнуйтесь. А теперь давайте, подъём, подъём! Завтрак уже на столе!
Значит, папа благополучно добрался до дома. Это радовало, но Зак всё равно не смог наскрести ни капли энтузиазма по поводу предстоящего дня. Глаза чесались, всё тело ныло, будто налившись свинцом, а из головы никак не выходил сон. Он даже зубы почистил на автомате, думая только о голосе матери. Хотелось закрыть глаза и навсегда остаться с ней рядом. Он весь месяц об этом мечтал – в последний раз увидеть её, услышать её голос. И вопреки всем ожиданиям его желание исполнилось.
К сожалению, вскоре ему пришлось вернуться на землю. После завтрака, состоящего из невероятно свежих яиц и фруктов, тётя Мерле отвела их с Лу в лавку. Она стояла у главной дороги на повороте к поместью, но Зак совершенно не удивился, что вчера её не заметил. Лавка, заросшая полевыми цветами, практически сливалась с опушкой леса и напоминала скорее шаткий заброшенный дом, чем популярный магазинчик. Подойдя поближе, Зак заметил над дверью выцветшую деревянную вывеску: «Подлинные чудодейственные диковинки и артефакты».
«Не самое удачное название», – подумал он, задыхаясь – от дома до лавки пришлось пройти полкилометра пешком. Пока тётя Мерле отпирала дверь, а Лу рассматривала божью коровку, сидящую на цветке, он нашёл в рюкзаке ингалятор. Лёгкие жгло – то ли от астмы, то ли от аллергии. Скорее всего, из-за всего сразу. Только этого ему не хватало; он совершенно не хотел провести и так не лучшее лето в какой-нибудь крохотной английской больнице вдали от знакомых медсестёр и врачей.
– Ты в порядке, дорогой? – спросила тётя Мерле, возясь с замком.
– Выживу, – буркнул он, вдохнул лекарство, и жжение в лёгких слегка успокоилось. – Долго идти пришлось.
– Привыкнешь, – ласково сказала тётя Мерле. – Немного физкультуры никому не помешает. Хоть румянец на щёчках появится!
«Ну да, всё же так просто», – несчастно подумал он. Но тут тётя Мерле открыла дверь в тускло освещённую лавку, и Зак забыл про обиду. Полки в узких проходах теснились от туристических безделушек: тут были и разноцветные брелки, и футболки с названием магазина, и кружки, и пожелтевшие путеводители, настолько старые, что даже молодая мама из сна ещё могла листать их страницы. И вопреки названию лавки никаких чудодейственных диковинок и артефактов тут не было.