Проклятие Ильича
Шрифт:
— Встаю, хватит трясти.
Бабах.
Дверь словно от пинка распахнулась.
Событие десятое
1. Победа невозможна.
2. Ничья невозможна.
3. Даже выход из игры невозможен. Теорема Гинзберга
Поп был мелкий и юркий. Раз — и уже в дамках, стоит напротив Владимира Ильича и яркими голубыми
Этот не обладал ни одной перечисленной деталью. Бородёнка была рыже-блондинистая, куцая и раздвоенная, как у двух козлов сразу. Пуза не было. Даже животика не было. Никакого уважения к такому архиерею. Ещё и сутана — цвету она была серого и с грязными разводами по подолу. И на голове так совсем безобразие. Там был берет. Серый застиранный и потерявший форму берет. Где цилиндрический клобук с золотым крестом и где серый потерявший форму берет? Не хотелось при виде монася вставать на колени, целовать перстень и просить благословить. Как это недоразумение может кого благословить?!
— Чего сидишь, кайся быстрее!
Оба на — гевюр цузамен. Лихое начало. Ладно. Сам напросился.
— Грешен батюшка, матушку твою в пруду прямо несколько раз пёр в задние ворота.
— Ик!
Ну вот, пошло дело.
— Ещё и такой грех мне отпусти, святой отец. Я наколдовал, что если меня сожгут, то сто священников загнутся через неделю от поносной хвори. Знаю, погорячился, но больно вы меня разозлили, вот проклятье и наложил.
— Ик!
Что, не этого ожидал, голубоглазый ты наш?
— Ещё хочу покаяться. Не остановился я на проклятии своём и весь твой род до седьмого колена проклял. Все сгинут от дристанки.
— Ик!
Не выучил других слов.
— И последнее прегрешение мне отпустите, святой отец. Я княгиню нашу давно как-то опоил зельем сонным и надругался над ней, и теперь сын у неё тоже колдун, и весь свой дар я посмертно ему передам. Самым сильным колдуном будет и всех монасей изведёт, и князя, и мать свою, и братьев с сёстрами. Человечиной будет питаться. А если ты нарушишь тайну исповеди, то тебя он первым сожрёт.
Левин приложил руки туда и сюда, как Фоня, и грозно взглянул на такого юркого пять минут назад священника. Того перекосило, и сейчас он завалится тут в падучей.
— Отпускай грехи, святой отец. Живо. А то из ада тебя доставать буду. Оттуда сподручней. Из рая-то сложно, там ангелы помешать могут. Этот, как его, во! — Архангел Иегудиил. Мать его — царица небесная.
— Ик! А-ааа!
И серого не стало.
Народ озадаченно повернул головы к двери, а потом к колдуну.
— А чё? Всю правду, как на духу. А, ну точно — и так на духу, — пожал плечами Владимир Ильич.
— Колдун! Чего монах убежал? Чего орал? — свесилась с нар сиреневоглазая голова Еркима.
— Покаялся я ему в грехах. Не вынесла душа его. Столько негатива
— Чего «гатива»? — Еркин спрыгнул с нар.
— Отмаливать мои грехи побежал.
Владимир Ильич тоже с нар встал и выглянул в коридор. Там пусто было.
— Ты это брось, колдун, — подошёл к нему Робин Гуд местный и тоже в коридор заглянул.
— Чего теряемся-то? Пошли.
Еть-колотить! Пошли. По коридору нормально, потом дверь открыли — там тамбур. Тоже вполне себе ничего. Пуст пустёшинек. Толкнул Левин следующую дверь, а там с копьями наперевес два десятка нечёсаных блондинов. Увидели их в дверном проёме, и нет, чтобы бежать броситься — ну, по закону жанра. Должен же он освободиться и в магическую Академию инкогнито поступить! Хрена с два. Эти не читавшие про попаданцев книги блондины повернулись, пики свои, жёлтым металлом поблёскивающие, направили в сторону двери открывшейся и стали кольцо сжимать.
— Чего делать будем, колдун? — засопел над плечом Ерким, картину узрев.
— Чего тут делать? Маугли что сказал? «Мы принимаем бой!» У Джеки Чана ведь получилось в фильме… Про генерала китайского. Он там холм целый из трупов накрошил, а тут всего два десятка нечёсаных. И у тех мечи были, а у этих — копья. Да как два пальца об асфальт.
— Маугли — великий колдун ваш? — недоверчиво засопел соратник.
— Я беру десять справа, а ты двоих слева.
— Их больше…
— Остальные сами разбегутся…
— Хватайте их, это приговорённые! — заорал вдруг один из блондинов.
У этого как раз меч был. Короткий. Как гладий у самых древних римлян.
— Ну, понеслась душа в рай. Лучше погибнуть в бою, чем на костре жариться.
Глава 5
Марьяна Ильинична
Событие одиннадцатое
Возможность достижения цели обратно пропорциональна вашему желанию. Закон Гамперсона
— Ты чего молчала, что ты огневичка? Совсем, штоль, блаженная?! — взвилась целительница, воинственно бряцая кандалами. — Ведунья она! Дура стоеросовая! Балбеска великовозрастная! Чего мы тут сидим тогда?!
О том, что Марья Ильинична — огневичка, она и сама не догадывалась. Да и откуда? Никакими магическими способностями она раньше не обладала, если не считать способность одним лишь своим видом доводить своего тренера, Романа Петровича, до белого каления и тика в глазу.
Ну… точно с ума сошла. Обычно дементным старухам мерещатся цыганские таборы или соседи, что через розетку газом травят, а у Левиной на старости лет — вон, магия, ядрить кадрить её налево. И ведьма-целительница с горящими то ли от гнева, то ли от восторга глазами. Или это её сознание так само себя проецирует?
Нет, серьёзно, а можно какие-то другие галлюцинации, пожалуйста? Санаторий в Крыму, например. Или там, турбаза на Волге. Да хоть уральские леса и палатки, а не вот этот мерзкий смрад, въевшийся уже и в кожу, и в волосы!