Проклятие Ирода Великого
Шрифт:
Между тем положение Антония, бежавшего после поражения в морском сражении при Акции в Ливию [263] , стало критическим. Что искал он в этой далекой африканской стране? Надеялся на поддержку третьего товарища по триумвирату Лепида, который должен был бы помнить, что не кто другой, а именно Антоний способствовал его провозглашению великим понтификом, а позже включению его в триумвират? Но тот же Антоний не без помощи Октавия способствовал тому, что триумвират этот развалился, и шестидесятилетний Лепид доживал свой век в Риме, отойдя от всех дел и рассказывая своим внукам о славных былых временах, когда именно он, будучи претором, добился предоставления самому Гаю Юлию Цезарю диктаторских полномочий, за что был назначен магистром его конницы. Конечно, было бы наивным думать, что отправься Антоний не в Ливию, а к своему другу Ироду в Иудею, тут нашел бы способ и пути к примирению врагов и в некотором роде родственников, несмотря на то, что Антоний бросил сестру Октавия, объявив себя мужем Клеопатры. Но и этого Антоний не мог сделать, поскольку на руках у него была египетская царица, которую он продолжал любить со всем пылом своего сердца, а у Ирода с Клеопатрой сложились давние натянутые, чтобы не сказать враждебные,
263
Ливия– греческое название всей Африки за исключением Египта и Эфиопии. Название это употреблялось наряду с лат. Африка, названной так римлянами после поражения Карфагена в 146 г. до н. э. по имени одного из местных племен афров. Страна эта была хорошо известна древним евреям: еще в середине Х в. до н. э. они совместно с финикийцами предприняли морскую экспедицию в легендарную страну Пунт, как называлась некогда территория современного Сомали. Можно предположить, что африканкой (суть – ливийкой) была воспетая Соломоном негритянка Суламита (сама она, обращаясь к светлокожим жительницам Иерусалима, говорит так: «Дщери Иерусалимские! черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы», см. Песн. П., 1:4). Ливийцы, или ливияне (евр. лувим), упоминаются в Библии как союзники Египта и Эфиопии. Так, читаем: «На пятом году царствования Ровоама (сына Соломона и аммонитянки Наамы, на 41-м году жизни занявшего после смерти отца царский престол и, по сути дела, положившего начало разделению наследия Соломона на два царства – северное Израильское и южное Иудейское. – В. М.), Сусаким, царь Египетский (по историческим источникам – фараон Шешенк I, первый правитель Египта 22-й, или бубастской, династии, оказавший покровительство Иеровоаму и по его совету начавший войну с Ровоамом. – В. М.), пошел на Иерусалим, – потому что они отступили от Господа, – с тысячью и двумястами колесниц и с шестьюдесятью тысячами всадников; и не было числа народу, который пришел с ним из Египта, Ливиянам, Сукхитам (жители гор. Сухе, расположенного на западном побережье Аравийского залива, упоминаемого Плинием Старшим. – В. М.) и Ефиоплянам» (2 Пар. 12:2–3). С тех давних пор контакты между евреями и ливийцами практически не прекращались, а во времена массового расселения евреев по миру немалое их число осело в Ливии. Верные традиции, эти ливийские евреи наряду с евреями из других диаспор, утратившими свой язык, приезжали на праздники в Иерусалим, приводя с собой своих друзей из числа местных жителей стран нового их обитания, о чем можно прочитать в Деян. 2:5-12.
Как бы там ни было, а Антоний, высадившись в Ливии и отправив Клеопатру в Египет, сам в сопровождении лишь двух людей – грека-ритора Аристократа и римлянина Луцилия, который в сражении при Филиппах выдал себя за Брута, дабы дать тому возможность бежать, сам сдался в плен Антонию, а тот, разоблачив его обман, поскольку знал Брута в лицо, тем не менее не казнил его, а, тронутый его мужеством и верностью в дружбе, приблизил к себе, – отправился скитаться по пустыне.
Здесь он узнал от бедуинов о печальной участие, постигшей его многочисленную армию, оставшуюся в Акции, и поспешил в Александрию, где у Клеопатры возник новый чудесный план спасения. Бросившись в объятия сразу постаревшего, заросшего многодневной щетиной Антония, она посвятила его в этот план, состоящий из двух частей. Первая часть состояла в том, что ее верные рабы-ныряльщики поднимут с потопленных кораблей все ее сокровища и доставят их в Александрию. Вторая часть плана сводилась к тому, что, получив свои сокровища, Клеопатра и Антоний удалятся в пустыню и там, у самой оконечности Аравийского залива, в стороне от всех и не мешая никому, начнут новую жизнь, ни в чем себе не отказывая и живя в собственное удовольствие.
Антоний не верил в возможность осуществления первой части плана Клеопатры, но вторая его часть представилась ему заманчивой: почему бы не прожить остаток своих дней жизнью самых простых людей в месте, где они никому не станут мешать? [264] Антоний даже написал Октавию письмо, в котором предложил ему запоздалые условия мира. Октавий, однако, отклонил эти условия: ему была нужна одна только полная и безусловная победа над врагом, а не сделка, и он написал в ответ, что отправляется теперь в Азию, чтобы, наведя порядок в Сирии и дав возможность армии немного отдохнуть от ратных дел, двинуться оттуда в Египет. Тогда Антоний написал Октавию новое письмо с просьбой разрешить ему и Клеопатре поселиться в Афинах, если ему не по сердцу его пребывание в Египте – этой житнице Рима. Клеопатра сделала к этому письму приписку, в которой просила сохранить ее царство за ее детьми, которые заключат с Римом мир на вечные времена.
264
Это место никогда не было глухим и безлюдным; скорее наоборот, оно было, пожалуй, излишне оживленным, поскольку через него проходили главные торговые и военные пути, соединявшие Азию с Африкой. Можно предположить, что Клеопатра, выпрашивая у Октавия этот небольшой участок земли для поселения там с Антонием, намеревалась взять под свой контроль всю древнюю международную торговлю. В XIX в. именно здесь был прорыт Суэцкий канал, сыгравший неоценимую роль в оживлении морских связей между Европой и Азией.
Октавий ответил им обоим. В своем письме он запретил Антонию даже думать о том, что он позволит ему перебраться жить вместе с Клеопатрой куда бы то ни было, а Клеопатре пообещал выполнить ее просьбу, если та собственноручно убьет Антония.
Тогда Клеопатра велела верному Афениону возвести вблизи храма Исиды дворец-усыпальницу, куда свезла немалую часть оставшихся при ней сокровищ и драгоценностей: золото, серебро, изумруды, жемчуг, скульптуры и картины, богато отделанные музыкальные инструменты, слоновую кость, черное дерево, уникальную коллекцию ваз и амфор, ковры дивной работы, дорогие шелковые, шерстяные и льняные ткани, в немерянных количествах благовонные масла и смолы, словом – все, чем только она располагала. Слухи об этом дошли до Октавия. Опасаясь, что Клеопатра вознамерилась сжечь все свое достояние, он отдал приказ войскам двинуться форсированным маршем в Египет, и в то же время каждый день посылал
Узнав, что Октавий вступил в Галилею, Ирод выехал ему на встречу в тщетной надежде задержать его там до наступления зимы и уговорить разместить свои войска в городах Иудеи на зимние квартиры. «Время самое непредсказуемое, что только существует в мире, и кто возьмется определить, какое оно сегодня и каким станет завтра, – говорил себе Ирод и, дав шпоры коню, без устали повторял про себя строки из Священного писания: – “Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру” [265] …»
265
Еккл. 3:1–8.
Одновременно с Иродом на встречу с Октавием отправился Малх. Узнав о поражении своей покровительницы Клеопатры, он решил продемонстрировать Октавию свою лояльность, в подтверждение которой предоставил в его распоряжение арабское войско. Встреча двух царей с Октавием произошла в окрестностях Самарии. Октавий поблагодарил Малха за предоставленное ему войско и пригласил Ирода устроить смотр объединенной армии. Стремя к стремени, они вдвоем, сопровождаемые на некотором отдалении от них свиты Октавия, объехали когорты и легионы, которые приветствовали их.
Ирод ни на минуту не переставал соображать, что бы такое придумать, чтобы уговорить Октавия остаться на зиму в Иудее и тем самым отсрочить вступление его армии в Египет. Как на грех, ничего дельного на ум не приходило, и тогда он по завершении смотра устроил пир в честь Октавия. На следующий день Ирод угостил и всю его армию. Уловка удалась лишь отчасти: Октавий оценил его щедрое гостеприимство и позволил армии задержаться в Иудее на двое суток. Когда и это время истекло, Ирод пошел на отчаянный шаг: поднес Октавию подарок в виде восьмисот талантов [266] . Это было больше, чем стоили все сокровища Клеопатры вместе взятые, и значительно превышало прибыль, которую сулила Октавию его окончательная победа над Антонием. Октавий разгадал умысел Ирода и, принимая его более чем щедрый дар, сказал:
266
Для сравнения: ежегодный доход одного из богатейших людей древности – царя Соломона составлял 666 талантов золота. Эта сумма складывалась из торговых операции (450 талантов), подарков, которые везли ему со всех концов земли (одна только царица Савская поднесла Соломону подарки на сумму 120 талантов), остальную сумму составляли налоги, собираемые с населения. О том, каким тяжелым бременем ложились на население эти налоги, можно судить по словам, с которыми обратился Иеровоам, возглавивший после смерти царя народное шествие к его сыну Ровоаму: «Отец твой наложил на нас тяжкое иго, ты же облегчи нам жестокую работу отца твоего и тяжкое иго, которое он наложил на нас, и тогда мы будем служить тебе» (3 Цар. 12:4). Надменный ответ Ровоама – «Отец мой наложил на вас тяжкое иго, а я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами» (там же, 12:14) – вызвал народное возмущение и привел к вторжению в Иерусалим иноземных войск во главе с египетским фараоном Шешенком I и развалу Израильское царство.
– Твой подарок превышает платежеспособные силы Иудеи. Если ты теперь предложишь мне принять под свои знамена еще и свою армию, как это сделал Малх, то я откажусь от такой услуги.
Ирод не собирался оказывать Октавию военную помощь, но на всякий случай поинтересовался:
– Почему?
– Потому, мой друг, – ответил Октавий, – что мне не хуже твоего известно, чем чреваты дары данайцев [267] .
Проводив Октавия до Пелузия, Ирод вернулся в Иерусалим. Отношение к нему со стороны евреев после его вторичного утверждения Октавием на иудейском престоле не стало лучше. По стране расползлись слухи о том, что Октавий, вместо того чтобы казнить Ирода как союзника Антония, пощадил его с единственной целью: ему недостаточно было смерти одного Ирода, – Октавий желал смерти всем иудеям, и Ирод, будучи иноземцем, как нельзя больше подходил на роль палача еврейского народа.
267
Дары данайцев– в эпосе Гомера данайцами, или ахейцами, назывались греки, осадившие Трою. Отчаявшись взять город штурмом, они прибегли к хитрости, предложив троянцам дар в виде огромного деревянного коня, внутри которого были спрятаны вооруженные греческие воины. Жрец Лаокоон тщетно призывал сограждан не принимать этот дар. За это два змея обвились вокруг него и двух его сыновей и задушили их. Троянцы восприняли смерть жреца и его сыновей как божественное знамение и ввели в город коня, уготовив тем самым себе гибель. Смерть Лаокоона и его сыновей послужила сюжетом для знаменитой мраморной группы, изваянной родосскими скульпторами Агесандром, Афинодором и Полидором, с которой была сделана римская копия (найдена в 1506 г. и хранится ныне в Ватиканском музее).
Не стало лучше и положение дел в семье Ирода. Послав письмо Фероре с приказом возвратиться из Масады в Иерусалим, сам Ирод поспешил в Александрион, чтобы поскорей заключить в объятия ненаглядную Мариамну, находившуюся там вместе с матерью под надзором измаильтянина Соэма. Он решил лично сопроводить их в Иерусалим, куда уже направлялся Ферора с их матерью, сестрой Саломией и другими членами семьи. По дороге домой он рассказывал Мариамне, как тепло его встретил на Родосе Октавий и каким чудесным человеком оказался его главный полководец Агриппа, с которым он успел подружиться.
Мариамна слушала его вполуха. Казалось, откровения мужа, столь счастливо избежавшего опалы со стороны могущественного римлянина, Мариамну не столько обрадовало, сколько огорчило. Когда Ирод заметил, что Мариамна его не слушает, он пришел в негодование.
– Да тебе абсолютно неинтересен мой рассказ! – воскликнул он.
– Неинтересен, – подтвердила Мариамна. – Тебя радует то, что печалит меня.
– Тебя печалит, что Октавий не казнил меня, а возвысил? – взъярился Ирод.