Проклятие Кеннеди
Шрифт:
— Они опустились до миллиарда. Я назвала им нашу цену. Они позвонят завтра.
Мы скоро победим — это было в ее глазах, в ее уверенности. Скоро Паоло вернется домой.
Возможно, похитители считают, что наблюдатель им уже не нужен, так как не сегодня-завтра переговорам наступит конец, подумал Хазлам; однако именно в конце такая предосторожность была бы для них не лишней. Что ж, все идет хорошо, сказал он, но расслабляться не стоит, борьба еще не завершена.
Витали позвонил Муссолини в восемь. Семья предложила двести тридцать пять, сообщил ему связной. Завтра скинешь до пятисот миллионов, сказал он Муссолини. Тогда семья поднимется до двухсот сорока,
— Анджело, это Тони.
— Я знаю, что ты Тони, но это не Анджело.
Неправильно соединили, подумал Витали и снова набрал номер.
— Слушай меня, Тони, — сказал ему Хендрикс. — Не вешай трубку. Ты не знаешь, кто я, но и я не знаю, кто ты, поэтому мы оба в безопасности.
Боже мой, что стряслось, подумал Витали. Что за дьявольщина? Он заставил себя промолчать.
— Мне нужен Паоло Бенини, — сказал Хендрикс.
Кто такой Паоло Бенини, едва не спросил Витали, но сдержался; он все еще силился совладать с собой, собраться с духом прежде, чем придется заговорить. Кто ты, черт возьми, такой и что происходит?
— Я знаю, что он у тебя, и хочу получить его, — сказал ему Хендрикс. — Я готов заплатить те же двести тридцать пять, что вчера предложила семья, в любой валюте и любых купюрах. Но если ты вздумаешь пошутить со мной, как в прошлый раз пошутил с семьей, то я пошучу с Анджело.
Откуда этот человек, кто бы он ни был, взялся на линии, откуда он знает об Анджело? А также о том, сколько предложила семья и что произошло перед тем?
— Дайте мне поговорить с Анджело.
— Завтра в десять утра.
Двое покупателей на один товар — Витали приготовил себе кофе и попытался обдумать ситуацию, как подобает бизнесмену. Солнечные лучи лились в окно; он сидел у себя в кабинете с шести часов. Два конкурента желают приобрести одно и то же, так почему не набить цену? Однако в данном случае подобная тактика не годилась, потому что в руках одного из конкурентов был Анджело Паскале. И еще потому, что тут велась какая-то крупная игра, и Витали не хотел в ней участвовать.
В девять он убедился в том, что Анджело Паскале нет дома и что его автомобиль не стоит на обычном месте; в десять позвонил по номеру принадлежащего тому радиотелефона.
— Дайте мне поговорить с Анджело.
Он услышал, как телефон перешел из рук в руки; потом в трубке раздался голос Паскале. Где ты, спросил он, что с тобой, как ты себя чувствуешь? Он в какой-то пещере или подвале, ответил Анджело; его приковали к стене, а смотрит за ним человек в капюшоне. На середине фразы у говорящего отняли телефон, и Витали услышал другой голос. Двести тридцать пять миллионов лир плюс Анджело, согласился он.
— Какими деньгами? — спросил Хендрикс.
— Долларами. Но мне надо будет убедиться, что я получу Анджело живым, а деньги не будут фальшивыми.
— А мне надо будет убедиться, что я получу именно Бенини.
— Я перезвоню послезавтра вечером. Тогда и договоримся о передаче.
— Хорошо.
Хендрикс уже разработал план действий: он не мешкая полетел во Франкфурт и вернулся поездом, чтобы избежать металлодетекторов, потом выверил в холмах прицел снайперской винтовки с учетом особенностей места, которое собирался назначить похитителям Бенини для совершения
В Кали захотят знать, откуда взялась эта цена, сказал ему Бретлоу. Надо оставить ложный след, решил он сегодня утром: для Хендрикса, для Майерскофа, для кого бы то ни было.
Кали был новым кокаиновым центром в Колумбии. Поэтому в обмолвке Бретлоу можно было усмотреть намек на то, что он представляет организацию, связанную с наркотиками, а Бенини и БКИ участвуют в наркобизнесе или отмывании денег, которые приносит торговля кокаином. Но не надо делать такие якобы случайные обмолвки слишком часто — это Бретлоу понимал. Оговорись раз, и Хендрикс заметит это и сделает выводы; оговорись дважды или произнеси нужное слово с неправильной интонацией — и тогда Хендрикс что-нибудь заподозрит.
— Почему именно двести тридцать пять? — спросил он.
Потому что таково было предложение семьи, ответил ему Хендрикс; кроме того, таким образом он дал похитителям понять, что находится в курсе событий, а значит, оказал на них дополнительное давление.
Бретлоу спросил, где и как Хендрикс хочет получить деньги, и сказал, что выйдет на связь завтра в полночь. Лучше послезавтра, сказал ему Хендрикс: завтра он уедет и может не успеть вернуться.
Бретлоу дал отбой, вышел из своего кабинета и отправился на первое из вечерних совещаний. В восемь сорок он покинул Лэнгли и был отвезен в Университетский клуб. Сняв номер, он забросил туда сумку с переменой одежды, подумал, что хорошо было бы заглянуть в сауну, потом решил, что на это нет времени, и вышел из Клуба через черный ход. С собой у него были радиотелефон и шифратор.
Нужная ему квартира была в пятнадцати минутах ходьбы — она занимала два верхних этажа домика с террасой, затесавшегося среди современных бетонных зданий вокруг Вашингтон-серкл. Улица была узкой, обсаженной деревьями; по обочинам ее выстроились машины, так что посередине едва оставалось место для одностороннего движения. Идешь прямо как на явку, пошутил он про себя.
Может быть, оттого-то ему и нравилась эта Бекки. Конечно, он наслаждался высотой своего положения, черпал в этом силы, но иногда ему было нужно нечто большее. В каждом человеке есть две стороны, как сказал Юнг: Бретлоу — ЗДО и отец семейства, столп истеблишмента; и Бретлоу, стоящий на грани и жаждущий большего. Темная и светлая стороны. Хотя светлая, наверное, и не смогла бы существовать без темной.
Солнце уже опустилось за крыши, но вечер был теплым. Он поднялся по четырем ступеням к парадной двери и нажал звонок квартиры номер два, в последний раз едва заметно оглянувшись вокруг. Дверь щелкнула, отворяясь, он вошел в коридор, плотно прикрыл ее за собой и зашагал по лестнице на второй этаж.
Дверь была слегка приоткрыта, за ней виднелось лицо Бекки. Волосы ее были заколоты сзади, вся одежда — одно кимоно.
— Рада тебя видеть.
— Я тоже.
Она поцеловала его — мягкими, чуть влажными губами — и подала ему чашку саке. Он положил пиджак и портфель на стул, отхлебнул из чашки и поднялся по спиральной лесенке. Там была ванная, кимоно шелковое, с золотым драконом на черном фоне — висело на стене. Он разделся и ступил под душ.