Проклятие клана Топоров
Шрифт:
— Ты самая лучшая… я стану херсиром в войске короля, тогда никто не сможет мне сказать слово… ох, ну пожалуйста, не закрывайся, прошу тебя…
Никогда еще ни с кем он не был так нежен. Ведь в родной усадьбе даже его приемная мать не успевала раздаривать нежность среди многочисленных детей. Руки девушки последний раз уперлись ему в грудь и беззвольно раскинулись…
Чтобы спустя секунду крепко обвиться вокруг его шеи.
— Даг, мой Даг, — всхлипывала она, сама освобождаясь от остатков одежды.
Отлетали какие —
Когда он очнулся, кровь из прокушенной губы заливала рот. Он уже не слизывал чужие слезы, теперь он неистово пил ее пот, катившийся по обнаженному животу возлюбленной. И не существовало ничего вкуснее этого напитка. Ее ребра вздымались, девушка плакала и смеялась одновременно, локтями закрывая лицо, уворачиваясь от его щетины, вздрагивая всем телом, оставляя его губам торчащие горошины сосков.
Все повторялось снова и снова, свечи прогорели, почти остыл очаг, а Северянин по — прежнему видел перед собой только ее мраморный плоский живот, ее бедра в легчайших прожилках сосудов, которые так хотелось прокусить, ее бьющуюся на горле жилку. Их сердца отбивали неистовую дробь, их ноги сплетались, а руки оставляли друг на друге отметины схватки. Даг не замечал, что вся его спина исполосована ногтями, что левая мочка уха кровоточит, он не слышал, как несколько раз поскреблись в дверь, звали его по имени и звенели мечами…
Они разорвали объятия в полной темноте. Последние угольки ало пламенели в очаге. Из щелей в закрытых ставнях розовым заревом подсматривал рассвет. Нащупав дрожащей рукой кувшин с брусничным отваром, Даг залпом опрокинул в себя половину, затем протянул девушке. Услышал, как она жадно пьет, давясь, проливая кислый холодный напиток на разорванное нижнее платье.
— Что теперь будет? Что будет? — шептала Карлен.
— Да ничего не будет. — Даг слегка пришел в себя и снова расхрабрился. — Я буду ждать сколько надо, пока твой отец не отдаст тебя за меня. А ты будешь ждать, пока я пришлю богатых сватов.
— Он никогда не отдаст меня. — В голосе Карлен что — то изменилось. Она во мраке нежно провела ладошкой по его вспотевшему лбу, подергала за волосы.
К Дагу снова вернулось привычное ночное зрение. Он невольно вздрогнул от странных интонаций ее голоса.
— Почему ты так говоришь? Что случилось? — напрягся он.
Юный викинг слишком рано набрался воинского опыта, но совершенно не знал женщин. Тем более, он не знал женщин, принадлежавших к иным сословиям.
— Почему ты плачешь? Тебе больно?
— Нет, мне… мне хорошо. Просто теперь нас ждет беда.
— Не будет никакой беды. Слушай, даже если твой братец Адольф предложит мне биться, я обещаю тебе, что уклонюсь от боя. Я предложу ему такой большой вергельд, что ни один тинг не поддержит его. Все поддержат меня, потому что я заплатил честный постельный Дар.
Девушка засмеялась сквозь слезы, потянулась к нему. Два юных горячих сердца снова бились рядом, снова руки и губы исполняли вечный танец.
— Это вы на тингах выкупаете честь и невинность женщин. Но я не датчанка.
— Но что, что же мне делать?
— Попроси отца Поппо окрестить тебя. И найди себе приемного отца из родни самого конунга.
— Ты… смеешься?
Она покачала головой.
— Я обязана исповедаться моему духовнику. Если Господь услышит мои молитвы, он поможет тебе.
— Я не желаю креститься!
— И сделай это сегодня. Сделай так, чтобы вместо когтя все видели у тебя на шее крест. И найди приемного отца. Я слышала, ярл Сконе благоволит к тебе. Кажется, по сестре он родственник самого Синезубого. Если эти две новости достигнут ушей моего отца, возможно…
— Что возможно? Что? Ты не веришь, что я сам завоюю титул ярла?
— Я слышала про ваших ярлов. У половины из них нет ни клочка земли, они ярлы только на своих проклятых кораблях.
— Так тебе важно, чтобы я купил землю?
— Тебе еще нет шестнадцати лет. Кто продаст тебе усадьбу?
— А твой отец богат? — скрепя сердце спросил он.
— За усмирение славян в Любеке ему было пожаловано управление бранденбургской маркой. Кроме того, он собирает пошлины с соляных копий и кораблей на Одере. Если мне предложит руку достойный жених… — она вздохнула, ткнулась Дагу в ключицу заплаканным лицом, — я… получу большое наследство и смогу уехать отсюда. А я ведь старше тебя, — внезапно прыснула она.
— Так тебе плохо здесь? — впервые до Северянина дошла незатейливая мысль, насколько избалованной девушке может казаться неуютной жизнь в Хедебю.
— Здесь страшно и так темно. Здесь воют, а не поют красивые песни. Я видела, как ваши бедняки выкидывают в море новорожденных, чтобы не кормить их. Здесь вечно воняет протухшей рыбой и шкурами, здесь все нас ненавидят…
Кое — как Северянин натянул штаны, выглянул наружу. Его друзья спали, служанка тоже свернулась калачиком, только верный Дотир нес вахту.