Проклятие королей

Уиллис Конни

– Среда.

– Завтра, - произнесла она. Закрыла глаза и облегченно вытянулась.

Я не собирался ничего из нее выуживать. Надел пластиковые перчатки, открыл коробку с принадлежностями для инъекций. Морфий отключит Эвелин через несколько минут, она освободится от боли и, может быть, придет в себя.

Ее рука свешивалась с койки. Я придвинул лампу поближе и стал искать место для укола. Всю руку покрывала сеть белых наростов, похожих на пчелиные соты; некоторые выступали над кожей сантиметра на два. С тех пор как я впервые увидел Эвелин, наросты стали мягче и толще. Тогда они были тонкими и острыми, словно

бритва. Не могло быть и речи о том, чтобы отыскать вену, но я заметил, как от тепла керосиновой лампы небольшой участок кожи на предплечье стал податливей, пятигранные соты почти исчезли, и мне удалось ввести иглу.

Я дважды тыкал иглой, наконец в ямку вокруг места укола потекла кровь. Несколько капель упало на пол. Я огляделся, но вытереть кровь было нечем - еще утром Лако использовал остатки ваты. Пришлось воспользоваться страничкой из блокнота.

Вернулась бейя - нырнула мне под локоть, держа кусок пластиковой ткани. Я сложил бумажку, бросил на пластик. Бейя осторожно, чтобы не касаться крови, свернула ткань, соорудив подобие пакета. Я молча наблюдал за ней.

– Джек, - выговорила Эвелин, - ее убили.

– Убили?
– переспросил я, выключив запись.
– Кого убили, Эвелин?

– Принцессу. Ее убили. Из-за сокровищ.

Сказывалось действие морфия. Речь стала внятной, но Эвелин явно несла чушь. Никто не убивал принцессу, она умерла десять тысяч лет назад. Я нагнулся пониже.

– Эвелин, что было в записке, которую ты мне дала, чтобы я отнес Санду?

Свет включился. Она прикрыла лицо рукой, словно хотела спрятаться.

– Убили бейю Санда. Должны были. Чтобы спасти сокровища. Я взглянул на маленькую бейю. Она все еще держала пластиковый сверток, вертела туда-сюда. Руки ее казались грязными.

– Никто не убивал бейю, - возразил я.
– Вот она.

Эвелин уже не слышала меня. Рука, закрывавшая лицо, расслабилась и соскользнула на грудь. Там, где рука прижималась ко лбу и щеке, на восковой коже остались глубокие отпечатки. Пятигранные соты на пальцах разгладились, и стало заметно, до чего она исхудала - кожа обтягивала косточки.

Эвелин открыла глаза и отчетливо произнесла:

– Джек… - В ее голосе сквозила такая безнадежность, что я выключил переводчик.
– Слишком поздно…

За моей спиной появился Лако, поднял полог и требовательно спросил:

– Что она говорит?

– Ничего, - ответил я, стащил с себя пластиковые перчатки и бросил их в ящик, куда мы отправляли все, чего касалась Эвелин. Бейя вертела в руках сверток с бумагой, испачканной кровью Эвелин. Я забрал сверток и тоже кинул в ящик.
– Бредит. Я сделал ей укол. Корабль здесь?

– Нет. Но здесь Санд.

– Это Проклятие, - произнесла Эвелин.

Но тогда я не поверил.

***

К тому времени когда пришло сообщение от Лако, я уже накатал восемь столбцов о Проклятии и вместе с группой Лиси был на полпути через бесконечную пустыню на Колхиде. У меня как раз иссякли истории о невероятных находках группы, представлявших собою два глиняных горшка и кучку черных костей. Два горшка - это больше, чем группа Хауарда обнаружила в Спайни за пять лет, и меня донимали по прямой линии связи, чтобы я уехал на ближайшем рейсовом корабле.

Я не думал, что они станут держать

Брэдстрита на планете столь долго. Если кто-нибудь найдет сокровище, за которым все гоняются, на Колхиде тут же обнаружится «горячая линия» и первой передаст сногсшибательные новости. А пока можно публиковать хорошие репортажи, из которых - когда состоится наконец событие века - будет видно, что я в надлежащее время оказался в надлежащем месте. Поэтому я помчался на север, чтобы сварганить репортаж о ерундовом побоище между сугундули, а оттуда - к группе Лиси.

Когда иссякла тема горшков, я принялся писать о Проклятии.

Собственно, никакого особого Проклятия не ощущалось - ни убийств, ни лавин, ни таинственных огней, - но каждый раз, когда кто-то подворачивал ногу или кого-нибудь кусали кхраны, я выжимал из этого «события» по меньшей мере четыре столбца.

После появления первой статьи, озаглавленной «Проклятие королей», Хауард прислал мне через Спайни такое послание: «Проклятие должно быть в том же месте, что и сокровище, Джек!».

Я ответил: «Если сокровище там, почему же я торчу здесь? Найди что-нибудь, чтобы я мог вернуться».

Ответа я не получил, группа Лиси больше никаких костей не обнаружила, так что мне пришлось снова расписывать «проклятие». С десяток камней скатились с лавового хребта, когда под ним проходили люди Лиси. Я озаглавил статью «Таинственный камнепад» и как раз скармливал ее аппарату «горячей связи», когда услышал зуммер сигнального устройства, подключенного к передатчикам консула. Репортерам «горячей линии» не полагается влезать в официальные передатчики; и Лако, консул в Спайни, сделал все возможное, дабы это пресечь, но у «горячей связи» есть множество каналов, так что во время путешествия с Лиси у меня хватило времени, чтобы перепробовать все.

Это был приказ космическому кораблю, снабженный кодом «Срочно!». Рейсовый корабль ушел только месяц назад, и Лако не мог его дожидаться. Мне стало ясно: что-то нашли.

Я отправил статью. Затем по планетной связи послал Хауарду запрос: «Нашли что-нибудь?». Ответа не было. Тогда я пошел к археологам, спросил, не нужно ли им чего в базовом лагере? Мол, собираюсь туда: отремонтировать одну из моих схем. Составил список заказов, сложил оборудование в джип и направился в Спайни.

По пути я сочинял заметки и гнал их по планетной связи на передатчик, оставшийся в моей палатке у Лиси, так что для Брэдстрита это выглядело, словно сообщения с места событий. Мне не хотелось, чтобы он заявился в Спайни. Он все еще находился на севере - дожидался следующего побоища, - но у него была «Ласточка», которая могла домчать его в Спайни за полтора дня.

Поэтому я послал статью под названием «Кхраны грозят гибелью группе: снова Проклятие?» - о кхранах, похожих на клещей, которые сосут кровь у любого дуралея, сующего руки в их норы. У археологов Лиси, занимающихся именно этим, руки были покрыты белыми кругами мертвой кожи в местах, где яд проник в кровь. Укусы не заживали, кровь оставалась отравленной около недели, и кому-то из членов группы пришла в голову мысль поставить у палаток знак «Кусать не разрешается» с черепом и скрещенными костями. Об этом я, конечно, не написал. В репортаже я высказал предположение, что кхраны исполняют Проклятие мертвецов, мстя любому, кто осмелился потревожить сон древних колхидских королей.