Проклятие Кулемы
Шрифт:
Да, всё это происходило давно, без нашего непосредственного участия. Теперь это только наша историческая память.
Но есть и на нашей совести грех коллективного самоубийства: восьмидесятые – девяностые годы двадцатого века. Могучее государство внезапно безо всяких видимых внешних и внутренних причин в одночасье рухнуло. Если честно, то и сейчас ещё результат исторического приговора неясен – пока что слишком однобокое развитие нашей страны не даёт уверенности в её окончательном выздоровлении.
Развал Советского Союза Горбачёв
В результате первый президент СССР не только свою собственную власть не смог удержать, но умудрился и страну потерять.
Пошёл парад суверенитетов. Партийная и советская номенклатура союзных республик, включая Россию, из кожи вон лезла, чтобы сосредоточить в своих руках всю полноту власти, теперь уже в каждой из независимых стран. С приходом к власти в России Ельцина огромные невообразимой ценности государственные богатства стремглав за бесценок переходили в частные руки. Инфляция в один миг съела все накопления простых трудяг. Банки остановили перевод средств на счета предприятий, поставив те на грань банкротства. Сплошняком пошли бартерные расчёты.
Потеря бюджетных ассигнований почти всех оставила без работы. Я бегал в дирекцию, организуя оплату обучения желающим приобрести востребованные профессии – бухгалтера или экономиста. Освоив новые профессии, сотрудники довольно быстро находили предприятия, где они были нужны, благо стало много инициативных людей, рисковавших создавать свои малые фирмы, – в начальный период в основном посреднические.
Одним из тех, кто чувствовал себя виноватым из-за неумения найти работу для своих сотрудников, был начальник лаборатории Саша Круглов. По-видимому, то, что произошло с ним, на сотнях предприятий переживали тысячи ни в чём не повинных совестливых и ответственных людей, в одночасье поставленных государством на грань выживания и угрозы голодной смерти своей семьи – тех, за кого они привыкли отвечать.
Старшее население вроде нас с Верой было из поколения военных лет, привыкших к трудностям. Как правило, у всех был огород, который помогал избежать голода. Выращенные картошку, огурцы, помидоры, лук хранили в гараже, подкармливая детей, крутившихся, как и все, в условиях сплошного безденежья.
Возникавшие у нас время от времени надежды на новую продукцию не оправдывались, и мне приходилось только руками разводить, переживая и за себя, и за Сашу:
– Ну что здесь поделаешь, наша продукция теперь никому не нужна. Армию громят, денег ей даже на прокорм не дают, кругом царствуют одни банки. Промышленность в полном развале.
Как-то
– Саша, а как другие ваши однокурсники выживают? Неужели все предприятия в таком же плачевном состоянии, как и мы?
– Да ещё хуже, Павел Петрович, у нас хоть что-то есть, а у других вообще ничего, – Саша покачал рано начавшей лысеть головой. – Как правило, распродают всё что можно.
– И всё что нельзя, – добавил я, прекрасно зная, что на нашем предприятии тоже иногда даже станки пропадали, не говоря уже о настольных компьютерах, но виноватых так и не находили. Впрочем, это ни для кого не было тайной.
Круглов вопросительно посмотрел на меня:
– Павел Петрович, не знаете, будет зарплата и когда? Уже два месяца нам ни копейки не платят. Не знаю, как и жить.
Я только вздохнул:
– Я думаю, на это и директор не ответит. Вы же знаете, если зарплату не платят, то не платят никому – ни начальникам, ни дирекции. А живём мы случайными заработками.
Саша удручённо добавил:
– А когда заплатят, то инфляция успевает обесценить эти денежные знаки.
Я перевёл разговор:
– А как себя чувствует Наташа?
Саша и Наташа пришли к нам в самом начале работы с новой аппаратурой и вскоре поженились. Теперь у них двое детей, младший появился совсем недавно. Оба были прекрасными специалистами, и я их высоко ценил. Но вскоре после окончания этих работ и начала нашей борьбы за существование Наташа перешла работать в школу.
Круглов пожал плечами:
– Кормит малыша. Хорошо хоть, молоко у неё есть, – После небольшого молчания он хмуро продолжил: – А я буду уходить, Павел Петрович.
Я не мог не спросить:
– И куда же вы собираетесь?
– У меня два приятеля челноками заделались, – Саша невесело улыбнулся. – Ездят в Турцию, привозят два-три мешка барахла, но сами не продают, а сдают на рынок перекупщикам. Говорят, на еду зарабатывают. Вот и меня зовут.
Я покачал головой:
– Саша, ничего не могу сказать. Конечно, я хотел бы, чтобы вы остались работать у нас, но обещать, что хотя бы платить станут нормально, не могу.
Через две недели Саша Круглов уволился. Он действительно стал зарабатывать на еду, и уже не грызла каждый день одна и та же мысль: «Чем кормить детей?»
Все остальные вокруг были такие же, каждый выживал как мог. Года два Саша таскал почти неподъёмные мешки и, похоже, переоценил свои физические силы. Однажды он не проснулся – остановилось сердце. Дома в это время никого не было, оказать помощь было некому.
Я узнал об этом, когда Сашу уже похоронили, а Наташа сразу же уехала с детьми к родителям.
Как-то мне позвонил генеральный директор предприятия:
– Слушай, зайди ко мне, тут твой давний знакомый хочет тебя увидеть.
Захожу и вижу – сидит директор объединения «Вента», расположенного в Вильнюсе. Здороваемся, и я ему говорю: