Проклятие Митридата
Шрифт:
Весть о чудесном спасении царевича тут же была доложена повелителю начальником стражи.
Воин преклонил колено перед хозяином:
– О, великий из великих! Смею доложить, что боги прислали испытание: небесный огонь ударил в колыбель твоего первенца.
Стражник промолвил это и в знак готовности принять наказание покорно склонил голову. Он хорошо знал, что может ожидать гонца с плохими вестями.
Вопросительно глядя на своего воина, Эвергет молчал, и тот, почувствовав милость царя, продолжил:
– Я не могу объяснить произошедшее,
– Не пристало тебе, мой преданный Клеарх, делать выводы о воле богов.
Эвергет поднялся и, запахнув одежды, проследовал к окну.
Там, над линией горизонта, где сливались воедино две синевы, морская и небесная, уже более тридцати дней висела комета. Ее белый изогнутый хвост убегал от солнца, но светило не торопилось его догонять – оно знало всю мощь своей силы. Как только после рождения наследника комета появилась на небе, многие мудрецы, не видавшие на своем веку такого, доложили царю: это знамение.
Не шевелясь, в ожидании своей участи Клеарх стоял посреди зала, преклонив колено.
– Поднимись, Клеарх, в случившемся твоей вины нет, – произнес Эвергет, не отводя взгляда от неба. – Ты думаешь, боги отвернулись от Понта?
– Я не провидец, мой повелитель, я воин. И все, что я знаю: с простыми людьми такого не происходит. Царевич выжил, как Дионис. И небесный хвост – неспроста это.
Понтийский царь, по-прежнему не оборачиваясь, стоял у окна.
– Где была кормилица во время грозы? – его голос звучал тихо, но от этого угрозы в нем не убавилось.
– Не могу знать, мой повелитель! – Клеарх опять рухнул на одно колено и преклонил голову.
– Казнить! Немедленно!
– Повелитель желает выбрать способ? Должна ли она пройти через очищающие муки, чтобы познать силу гнева повелителя? – об этом Клеарх спрашивал всякий раз, когда стоял выбор, залить ли в глотку виновного раскаленный металл, заколоть его мечом или же отдать на растерзание львам.
Решение царя зависело от степени вины приговоренного и необходимости произвести наказание в назидание возможным преступникам. Для публичных экзекуций с последующими казнями избирались самые изощренные способы, от которых жертва умирала долго, мучительно и зрелищно.
– Конечно, потеря наследника сравнима с изменой, но он… он ведь остался жив! Потому… пусть не страдает. Для справедливого суда используй меч.
– Мой господин, твоя воля будет исполнена немедленно.
Отдав необходимые почести, Клеарх решительно двинулся к выходу.
Через некоторое время в зал вошла молодая женщина в красной, обрамленной орнаментом тунике. Под легкой тканью угадывалась стройная фигура. На груди складки ткани аккуратно обходили идеальные формы, а золотой пояс – знак принадлежности к царскому роду – подчеркивал тонкую талию. Красивых женщин в Понтийском царстве было немало – смешение южных кровей давало дивный результат, но царица Лаодика VI выделялась и в этом ряду.
Ей с детства прививали чувство собственного
Теперь же Лаодика училась быть идеальной матерью.
Когда ей принесли сына, царица первым делом удостоверилась, что он цел. Малыш, очень недовольный повышенным к себе вниманием, схватил материнскую грудь и улыбнулся так, как это умеют делать только маленькие дети – без тени лицемерия.
– О твоем спасении знают теперь все. Твой отец восхваляет богов. Наверное, будешь долго жить, царевич, – с этими словами Лаодика отняла сына от груди и передала рабыне. – Не своди с него глаз, иначе тебя постигнет такое же наказание, – предупредила она.
С ребенком на руках служанка почтительно поклонилась и бесшумно удалилась.
Через зал, украшенный помпезными фресками и тканями, Лаодика проследовала на балкон к Митридату, который наблюдал за происходившей казнью.
Чтобы обозначить свое присутствие, царица заблаговременно обратилась к супругу:
– Я слышала, мой повелитель, ты сжалился над служанкой?
– В этом дворце вести разносятся чересчур быстро. Если такая смерть – снисхождение, то – да.
– Нет более справедливого и благородного человека, чем ты, мой Эвергет.
В это время с площади донесся гул толпы и глухой стук падающего тела. Рабыня не издала ни звука – ни до, ни после смерти.
Царь повернулся и, словно не заметив стоящую рядом жену, быстрым шагом направился вглубь зала к своему трону. Выполненный из золота трон стоял на обитом дорогой тканью постаменте, ступить на который никто не имел права, – это могло быть расценено как покушение на власть и стоить жизни.
Лаодика не относила себя к числу тех, кому не дорога жизнь, а потому, приблизившись, стала перед троном на одно колено:
– Эвергет, в твоей душе я вижу смятение.
– Да, моя верная жена. Ты, как обычно, проницательна. Пришла меня утешить?
Теперь царь смотрел на нее так, как смотрит мужчина на страстно любимую и желанную женщину.
– Скажи мне, что тебя тревожит, мой повелитель?
Царь провел рукой по черным волосам Лаодики.
– Каким бы ни являлось настоящее время, оно никогда не откроет тайну нашего будущего. Только предупредит избранных. Слишком много знаков послано нам богами… – многозначительно изрек Эвергет и в задумчивости подошел к окну. – Да, Лаодика, я в смятении. Вопрошать жрецов было бы серьезной ошибкой. Любой из старцев может истолковать эти знаки так, как ему того захочется, чтобы повлиять на ход событий. Но правитель пока я, и творить историю только мое право. Да и нужно мне не толкование, а скорее само провидение.