Проклятие рода Плавциев
Шрифт:
— Паршивая собака, — прошипела женщина. — Как ты смеешь говорить такое…
— Осторожно! Когда ругаешься, сразу видно, из каких ты низов! — засмеялся Аврелий. — До сих пор тебе ловко удавалось изображать сдержанную матрону. Смотри не испорть впечатление!
— Держись подальше от меня и моей дочери! — грозно приказала Елена.
— Чтобы ты могла уничтожить всю семью и завладеть наследством? Не рассчитывай на это, дорогая, ты не родила наследника, которым могла бы прикрыться. И советую тебе не полагаться на этого спесивого Фабриция — как только ты надоешь ему,
Елена злобно посмотрела на Аврелия. Сенатор поднялся, сделав вид, будто собирается уйти.
— Подожди, — резко остановила его женщина.
Аврелий усмехнулся — змея отступила.
— Откуда ты знаешь про Фабриция?
— Ты провела у него ту ночь? — спросил сенатор вместо ответа.
— Да, — неохотно призналась Елена.
— И муж не заметил?
— Нет, я была осторожна. Аттик жутко ревновал меня.
— Что никогда не мешало тебе незаметно выскальзывать из его постели и перебираться в другую, более уютную, в башенке. Спорю, на этот раз Аттик следил за тобой.
— Если б он шел за мной, то уж точно не оказался бы в садке.
— Может, думал найти тебя именно там, у садка!
— По-твоему, это подходящее место для тайного свидания? — раздраженно спросила Елена.
— Однако Аттик пришел к садку… И кто-то помог ему упасть туда. А кто способен сделать это лучше неверной жены или ее могучего любовника?
— Фабриций был со мной.
— Всю ночь?
— Всю ночь.
— Может, он успел убить Аттика позднее… Муж находился в спальне, когда ты вернулась?
— Не знаю, мы спим отдельно.
Аврелий задумался: что выгадала бы эта жадная женщина от преждевременной смерти законного супруга? Конечно же она не надеялась выйти замуж за Фабриция. А сей самоуверенный вояка не из тех, кто женится на вдове с темным прошлым, какой бы красавицей она ни была. Может, Аттик узнал об их любовной связи и задумал развестись. Или же…
— Ты беременна? — грубо спросил он.
— Что ты себе позволяешь? — вскричала женщина и попыталась ударить его.
Аврелий перехватил ее руку.
— Я позволяю себе и это, и кое-что другое, — ответил он, удерживая ее.
Женщина кипела гневом. Аврелий видел, как от сильного волнения тяжело вздымалась ее пышная грудь, и невольно почувствовал желание. Елена тут же поняла это и лукаво улыбнулась.
— Сенатор, — вдруг нежно шепнула она, — в моих силах дать тебе то, что ты пожелаешь…
— Верно, — ответил патриций.
— Так что же ты хочешь? — проникновенно проговорила Елена.
— Хочу купить твою служанку. Продай мне Ксению. Кстати, сколько она стоит? — спросил сенатор, улыбаясь.
Женщина рывком высвободила руку.
Крепкое выражение, сорвавшееся с ее уст, не оставляло никаких сомнений в ее низком происхождении.
— И держись подальше от моей дочери! — злобно добавила она, скрываясь в доме.
9
Ноябрьские ноны
— Отсюда мы доберемся уже в два счета! — заверил Публий Аврелий, быстро продвигаясь по так называемой Кокцеевой галерее. —
— Хорошее сооружение, не спорю, и даже небесполезное, — заметил Кастор с деланным высокомерием, разглядывая огромный туннель. — И все же, честно говоря, он не представляет собой никакой художественной ценности.
Сенатор возмутился. Даже это грандиозное инженерное сооружение не могло заставить упрямого вольноотпущенника признать, что римляне хоть что-то умеют делать хорошо.
Смотрел ли он на акведуки, искусственные водохранилища, самой смелой конструкции мосты, александриец всегда оставался самим собой: слегка хмурился, произносил несколько ничего не значащих слов и пускался в долгие рассуждения о недостижимой гениальности греков.
Не обращая на него внимания, Аврелий поднял голову, любуясь световыми колодцами, потом проводил взглядом тяжелые телеги, двигавшиеся в этом чреве горы.
В такие минуты он, истинный римлянин, испытывал глубокую гордость, гораздо более глубокую, чем при известии об очередной победе легионеров. Туннели, пробитые сквозь горы, холмы, превращенные в равнины, плодородные долины вместо зловонных болот и дороги — широкие, удобные, великолепные, мощенные камнем дороги, разносившие по всему свету имя и славу Рима. А еще водопровод, отапливаемые дома, разнообразные подъемники, мощные военные машины, быстрые суда, школы и термы для всех граждан огромной империи… Прогресс поистине неудержимый, с воодушевлением подумал патриций. И кто знает, к каким еще чудесам придут люди в последующие века!
— Вы, римляне, и понятия не имеете о том, что такое настоящее искусство, — охладил грек восторги хозяина. — Произведения ваших мастеров — лишь жалкое подражание творениям великих греков. Уже веками в Александрии…
— Приехали! — обидевшись не на шутку, прервал его патриций.
Большой подземный туннель выводил на дорогу, спускавшуюся к центру города.
Аврелий остановился, желая полюбоваться мысом, где множество светлых храмов выделялись на фоне темной зелени дубов и лавров.
— Когда-то здесь было очень красиво, — заметил Кастор, придерживая лошадь. — А теперь, смотри, господин, смотри, до чего довели всё твои соотечественники. Форум окружают вонючие мастерские, и город скорее похож на военное укрепление, чем на священную обитель прорицательницы.
Аврелию невольно пришлось признать, что секретарь прав. Каждый раз, приезжая в Кумы, он обнаруживал, что кустарных лавок стало меньше. Все понемногу приходило в запустение. Близость процветающего порта Путеолы, [43] в короткое время превратившегося в самый важный на побережье Кампании, разрушала старинный греческий город, и вернуть его к жизни теперь уже не мог даже священный культ сивиллы.
— Вот пещера жрицы. Займись делом, пока я поговорю с оракулом, — приказал патриций.
43
Сегодня Поццуоли.