Проклятие рода
Шрифт:
– Я здесь милорд! – Прогромыхали доспехи и железные сапоги, англичанин застыл перед Густавом.
– Старина, что ты мне можешь сказать об одном своем солдате?
– О котором, милорд?
– О Бальфоре.
– Я не раз уже говорил вам милорд, что это отличный солдат.
– А я помню, Уорвик. – Король откинулся на спинку кресла. – Мне было интересно, не изменилось ли твое мнение.
– Нет, сэр!
– Этот парень, кажется, еще и неплохо образован?
– Лучше всех из моих парней, милорд.
– А еще он женат и имеет детей?
–
– Как ты думаешь, старина, если я его сделаю капитаном отдельного отряда, который будет охранять моего Эрика, а заодно поручу ему лично наблюдать за воспитанием и военным обучением наследника?
– Полагаю, что это будет высочайшая честь, оказанная кому-либо из моих людей.
– Но, Густав… - взволнованно вмешалась королева, - Эрик совсем еще малыш, ему нет и шести, а ты хочешь…
– Да! – прервал ее король. – Именно хочу! Хочу, чтобы с самых юных лет он рос под присмотром настоящего воина, а не нянек и святош, но и не солдафона, вроде немецких ландскнехтов или меня самого. Твой солдат, Уорвик, воспитан в монастыре, обучен грамоте, нескольким языкам и прочим премудростям. Это так?
– Так, милорд.
– Вот и отлично! Заодно он присмотрит, чтобы прочие учителя не запихивали в голову моего наследника всякой лишней чуши. Тогда слушай мой приказ: пусть наберет несколько десятков парней из твоего отряда и образует собственное знамя , где станет капитаном.
– Густав, - вмешался Петерссон, - не слишком ли легкомысленно поручать заботу о наследнике престола малоизвестному человеку, да еще и иноземного происхождения. Разве мало найдется достойных дворян из шведов.
– Уорвик, сколько этот парень служит в твоем отряде?
– Семь лет, милорд!
– Вот видишь, Олаф, этого мне вполне достаточно, чтоб убедиться в его преданности. Кроме того, у меня есть слово самого Уорвика! И еще… - король показал жестом, чтобы советник наклонился к нему. Густав обхватил шею Олафа и прошептал завершение фразы прямо ему в ухо, - отчего у меня в советниках состоит сын кузнеца? Оттого, что я не доверяю шведской знати. – Король отпустил Петерссона.
– Но, король…
– Разговор закончен! – Густав резко поднялся и направился к выходу, дав всем понять, что аудиенция подошла к концу.
Вечером в кабинет советника проскользнул маленький жилистый человек в сером плаще и такой же шляпе, с оливковой кожей, редкими волосами и хитрыми водянистыми глазками, всеми повадками напоминавшими хорька.
– Ты знаешь английского солдата Гилберта Бальфора из отряда капитана Уорвика?
Человек на мгновение нахмурился, отчего еще больше стал похож на маленького шустрого хищника, затем уверенно кивнул головой.
– Этот солдат прибыл в Стокгольм семь лет назад с одним доминиканцем, тогдашним приором монастыря в Улеаборге. Тебе предстоит отправиться в Финляндию и разузнать о нем все. Кто он, какое имел отношение к этому отцу Мартину, почему приехал в Швецию вместе
– Мне все понятно, господин советник, как скоро мне отправляться и как быть с московитами, которых вы поручили наблюдать?
– Отправляйся, как только найдешь подходящий корабль. – Хорька чуть передернуло, видимо он не был любителем морских путешествий. – За московитами смотреть в оба. Особенно за этим Замыцким. С виду прост, но по глазам вижу, что хитрей лисицы будет. Надеюсь, он не даст обвести тебя и твоих людей вокруг пальца.
Человек растянул тонкие губы в подобие улыбки, хищно блеснув мелкими зубами.
– Вот деньги и бумаги. – Петерссон пододвинул хорьку небольшой кошелек и сложенный вчетверо лист, которые в мгновение ока исчезли со стола. – Постарайся вернуться побыстрей. Это очень важно.
Тайный шпион лишь молча кивнул и испарился из кабинета.
Теперь у Замыцкого было полгода – вынюхивать, присматриваться, привыкать к нравам и обычаям шведом. Одна беда – всегда нужно было передвигаться с толмачом Васькой Тучковым – учеником Дмитрия Герасимова, что дал им владыка Макарий, ибо только он умел изъясняться по-свейски. Вторая беда – куда бы не пошли русские, за ними следовали по пятам ищейки Олафа Петерссона, которому король поручил размещение и надзор за московитами. Русских посланников поселили в небольшом доме на Бруннсгранд – в узком переулке между Восточной улицей и набережной. У дверей дома встала охрана, но свободному выходу в город не препятствовал никто.
Несколько дней Шарап со товарищами внешне бесцельно болтались по шведской столице, дивясь и дичась всему встречавшемуся на пути. То открывали широко рот, уставившись на нечто, поразившее их, то плевались от отвращения, крестясь и шепча про себя молитвы. Шпионы Петерссона, уже не таясь, наблюдали за странными ужимками московитов и открыто насмехались над ними.
– Пущай ржут. Чем больше веселятся, тем больше плакать придется. – Криво усмехнувшись, шепнул Шарап толмачу.
Замыцкий не торопился:
– Поспешать надо медленно. – Повторял он про себя. Сегодня просто пройтись по рынку, да присмотреться, поторговаться, назавтра пару сапог прикупить, затем кафтан – другой свейский, потом плащ, потом шляпы, портки заморские, постепенно целый гардероб набирался. Заодно по улицам побродить, поглазеть на трактиры и лавки, по Купеческой прошлись пару-тройку раз, не спеша, никуда не заглядывая, но запоминая. Вывеска-то приметная с медведем. Все продумал Шарап. Не проколоться бы только. Теперь следовало дома отсидеться. Пущай далее Васька Тучков шляется. Толмач стал уходить в город один. То вина прикупит, то снеди разной - скуповато шведы кормили, а Шарап знай себе дома на постели валяется – отдыхает от трудов праведных.