Проклятие рода
Шрифт:
– Вы обещали взять меня с собой… – Вдруг кто-то потянул за рукав отца Мартина. Монах обернулся и увидел Андерса. Мальчишка переминался в смущении с ноги на ногу.
– Ах, да! – вспомнил доминиканец. – Прости, сын мой, в горячке событий, я просто забыл о тебе. Конечно, ты отправишься с нами. Тебе нужно время на сборы?
– Нет! – Помотал головой мальчишка. – Я уже сбегал тайком домой и забрал все, что мне надо было. – Он показал небольшой узелок.
– Тогда шагай с нами! По дороге обо всем и поговорим.
У домика аптекаря отец Мартин увидел
– Ну, вот кажется все в сборе! – Заметил Томас. – Сейчас мы как следует свяжем этого. – Он кивнул на Хемминга. – Зашвырнем в повозку, сходим за своими лошадьми, и можно отправляться в путь.
Улла была настолько поражена происшедшими с ней переменами, что ничего не могла говорить. Ее глаза, наполненные слезами, смотрели то на Гилберта, то на Бернта. Но еще большее изумление она испытала, когда Гилберт вдруг обратился к ней по-русски:
– Как зовут-то тебя на самом деле?
– Любава… - одними губами прошептала девушка.
Ее разум отказывался что-либо понимать… Завещание Свена, по которому она отправилась в этот город, эта страшная старуха Барбро, донос, тюрьма, суд, застенок, какие-то немыслимые обвинения, колдовство, потом она вспомнила, как палач сорвал с нее одежду, и что он с ней проделал дальше… Она вновь глубоко покраснела, до самых корней волос от того стыда и унижения, что пришлось пережить… Боль от иглы, вонзившейся в тело… Потом еще люди… Этот монах, что сейчас стоял неподалеку с солдатами, и… как его зовут… кажется, Гилберт… странно, он говорит с ней по-русски… Он словно ангел… нет, не ангел… хотя и спустился с небес, чтоб спасти их… он в черной рясе, как монах, но он не монах, нет… он Святой Георгий!
Гилберт суется подле нее, старался устроить поудобнее на той лежанке, что быстро соорудил в повозке из пары досок. Выпросил у аптекаря, пока тот делал девушке перевязку, старую перину, подушку и одеяло, и сейчас заботливо укутывал ее.
Потом он спрыгнул на землю, подхватил на руки Бернта и усадил рядом с ней. Мальчик тут же прильнул к Улле, и она, выпростав из-под одеяла здоровую руку, ласково гладила его по черным, как смола, волосам.
В повозку зашвырнули крепко связанного Хемминга. Преподобный выглядел ужасно. От былой самоуверенности не осталось и следа. Он был растоптан неожиданным поворотом судьбы. Однако, Улла узнала в нем одного из своих мучителей, и ее глаза стали медленно расширяться от ужаса.
– Не бойся! – Опять по-русски сказал ей Гилберт, перехвативший ее взгляд. – Ему вырвали зубы, он уже не кусается.
И столько было уверенности в его голосе, что Улла успокоилась и, прикрыв глаза, погрузилась в сладкую дрему.
В повозку забрался тот самый монах, что защищал ее в суде, с ним был светловолосый мальчик. Поднялся возница, рядом с ним уселся еще один солдат, с ними Гилберт, и повозка медленно тронулась в путь.
На окраине города их нагнали всадники.
– Мне, кажется, мы позабыли кое-что, святой отец… - Томас перегнулся с седла. Гилберт уже успел его посвятить во все подробности, связанные с несчастиями Уллы.
– Что именно, сын мой?
– Правосудие до конца не свершилось. Остались главные виновники ее бедствий. – Англичанин кивнул на Уллу.
– Пусть Божий суд вершит над ними кару. – Пожал плечами монах.
– Помимо Высшего судьи, есть мы! – Томас постучал кулаком по груди, закованной в доспех. – И мы вершим его именем Густава!
– Я не вправе указывать путь солдатам короля.
– Отец Мартин! – Вдруг взмолился Андерс, поняв, что речь идет о его семье. – Моя мать… - Доминиканец кивнул:
– Томас!
– Да, святой отец! – Англичанин уже разворачивал коня.
– Донос писала старуха. Не трогайте остальных.
– Хорошо! Дженкинс, за мной! – Они поскакали обратно.
Все семейство было в сборе. И как всегда коротали время со спиртным.
Калле что-то рассказывал Олле, отчего оба глупо хихикали, а мать говорила с дочерью:
– Ничего, скоро все закончиться и мы обретем наше счастье… - Старуха грезила о богатстве.
– Да… - поддакнула Илва, - каждый в своем понимании. Господь к нам смилуется и даст то, что мы просим у Него… Мельком утром видела Йорана…
– Ну и что новенького он сказал?
– Торопился очень, успел шепнуть, что девку эту повели на пытки.
–
– Ну слава тебе, Господи! Пресвятая Богородица, значит уже совсем скоро. Долго она там не продержится.
– Так ей и надо! Мама, а ты не видела, Андерса?
– С утра мелькнул. Больше не видела! Ушел куда-то. Учиться наверно… Он же у тебя, дочка к знаниям тянется… Одна польза от отца его…
– Ну не скажи… - начала было Илва извечный разговор, но внезапно замолкла на полуслове.
Дверь в дом распахнулась от мощного удара. На пороге стоял вооруженный до зубов солдат. Увидев его, все опешили.
– Ты! – Он указал пальцем на старую Барбро. – Пойдешь со мной! – Он шагнул вперед и половицы жалобно заскрипели под тяжестью поступи.
– А… - Олле было стал подниматься, но договорить не успел. От мощного удара железной перчатки в лицо, он рухнул прямо на стол, выплевывая зубы и разбивая посуду. Старый Калле быстро сполз с лавки и спрятался под столешницей.
– Ты! – Повторил англичанин. – Пойдешь со мной! Или ты еще не поняла?
Старуха словно приклеилась к стулу. Солдат шагнул прямо к ней и сгреб своей перчаткой ее жидкие грязные волосы, намотал на руку и дернул за собой. Старуха, наконец, очнулась и завизжала. Ей начала вторить дочь. Англичанин, не обращая внимания на крики, потащил Барбро на двор. Илва метнулась было из-за стола за ней, но солдат просто отпихнул женщину, и она полетела на пол.
Томас уже приладил веревку с петлей на перекладине ворот. Конец веревки он замотал за луку седла.