Проклятие Тары. Артефакт-детектив
Шрифт:
— Нет, Борис, извини, не возьмусь, — узнав, о ком идет речь, энергично покачал головой Прохор Семенович, чем нимало смутил Фрумкина, не ожидавшего подобного ответа.
Банкир чувствовал себя крайне неловко. Он только что уверил Матвея, что дело в шляпе, а теперь ему придется объяснять, что ничего не вышло. Насупленный, он вертел карандашом по столу, не понимая, чем вызван столь категоричный отказ Семеныча, и лихорадочно размышлял, кого подписать еще?
— Послушай, Боря, а чего ты паришься? — догадываясь о его незавидном положении, сжалился чекист. — Давай передадим заказ твоего друга Седому. Думаю, он оформит Чарова в лучшем виде. Пойми меня правильно, Борик, — старый лис перешел на доверительный тон, — сам я не могу. Он из нашей системы, имеет влиятельных покровителей, один Петелин чего стоит, короче, я не в теме. Однако… — обнадеживающе поднял палец Семеныч, — я перетру твой вопрос с Седым. Как и мы все, Седой не имеет причин любить Георгия. К тому же он иностранец, и если заказ выполнят его люди, нам будет спокойнее. Местный криминал лучше не
— Албанцы? — переспросил удивленный Фрумкин.
— Ну, какая тебе разница! Албанцы, чеченцы с паспортами Евросоюза или еще кто, главное результат.
— Значит?
— На днях позвоню, — окончательно успокоил его Семеныч, и обнадеженный Фрумкин покинул офис «Стрелы» в приподнятом настроении.
Подробности переговоров с Семенычем расстроили Матвея. Как и Борис, он рассчитывал на немедленное согласие старого чекиста и собирался чуть ли не завтра выплатить аванс. А тут такой неожиданный поворот сюжета, настоящий обломс, ептить! «Ладно, черт с ним, два-три дня ничего не решают, подожду до конца недели, и если не разродится, буду искать альтернативу», — уже не особо надеясь, рассуждал Матвей.
Едва дверь за Борисом закрылась, Прохор Семенович достал из холодильника водки и, дернув рюмашку, сел за компьютер. Седой ответил мгновенно и сразу оговорил цену. Она, признаться, впечатлила чекиста, однако торговаться с балканским авторитетом Семеныч не стал и, накинув свой скромный интерес, отзвонился Фрумкину. Колесо завертелось…
Глава 30. Сделка с нефтяником
Завертелось колесо и в Мюнхене. Получив обещание Матвея, что в первых числах июня тот вылетит в Улан-Удэ, Вайс решил встретиться с покупателем из Техаса и попытаться повысить цену. Выставлять статую на открытый аукцион, на чем настаивал Иссерсон, он по-прежнему опасался. «Черт знает, что выкинут эти фанатики!» Он хорошо запомнил ледяной взгляд заявившегося к нему в офис сектанта, потребовавшего, ни много ни мало, продать за десять миллионов статую богини Тары, если изваяние вдруг окажется у него. Ошарашенный Вайс тогда лишь развел руками, сказав, что слыхом не слыхивал о подобном предмете, но предупреждение буддиста не забыл. «Почему бы не уступить куколку ему, десять лямов неплохие деньги! Вся проблема в Матвее. Он и пятнадцать-то миллионов, которые предложил американец, не считает за цену, так что тогда говорить о десяти сектанта! Нет, надо ломать штатовца, поднять ценник до двадцати и ударить по рукам. Тогда аукцион точно будет не нужен. Матвей никуда не денется и сделку одобрит», — мучился сомнениями Вайс, настраиваясь на непростой торг с техасцем.
Коллекционер оказался в Лондоне и с готовностью откликнулся на предложение возобновить начатый на прошлом аукционе разговор.
— Восемнадцать миллионов и ни цента больше, — таков был вердикт коллекционера. — Даю вам максимально высокую, насколько это возможно, цену. Если выставите статую на торги, вам могут дать и больше, но подумайте, Генрих, зачем вам проблемы? Это же не кусок золота или обычный артефакт из золота, — давил аргументами штатовец, — а великий культовый символ, предмет поклонения миллионов буддистов в разных уголках земного шара. И я не поручусь, что к вам не пожалуют какие-нибудь обскурантисты и не потребуют снять статую с торгов, — словно в воду глядел коллекционер. — И, поверьте, это самое безобидное, что может быть. То, что вы продавали до сих пор, — видя, что немец вот-вот сдастся, продолжал распаляться поймавший кураж американец, — это предметы древних архаических культов, не имеющие последователей в наши дни. Экспонаты провинциального этнографического музея — максимум, на что тянули ваши безделушки. А тут знаменитая буддийская реликвия, бесследно исчезнувшая и вдруг явившаяся из небытия! Да вас затерзают одними вопросами, где вы ее взяли! К тому же, если Тара пойдет с молотка, буддисты расценят это как унижение своей религии. Они, конечно, не мусульмане. Те ухитряются усмотреть оскорбление ислама в любом косом взгляде или двусмысленном жесте. О «Сатанинских стихах» Салмана Рушди или газетных шаржах на Пророка я даже не говорю. Но и терпение буддистов не беспредельно, дорогой Генрих! Короче, — тяжело выдохнул уставший агитировать за советскую власть ковбой. — Давайте я выпишу чек на сумму, равную десяти процентам от сделки, то есть на миллион восемьсот тысяч долларов. Если согласны, деньги можете получить хоть сегодня, — с этими словами коллекционер достал чековую книжку и на глазах у потерявшего дар речи Вайса проставил озвученную цифру. — А это наш с вами договор, — осклабился штатовец, доставая файл. — Можете ознакомиться. Подписываете, и чек ваш! — мастерски завершил психологическую атаку он.
— А если статуи, ну, вы сами понимаете… — позабыв нужные слова, будто блуждая в потемках, силился нащупать запасной выход Вайс. Американец пришел ему на помощь:
— Если случится форс-мажор, вернете миллион восемьсот, и вопрос будет исчерпан. Это прописано в нашем договоре. Вот, пожалуйста, — отчеркнул он ногтем искомую строку.
Что и говорить, момент нефтяник выбрал удачный. Вайс остро нуждался в деньгах. На днях ему предложили любопытные вещицы, раскопанные в египетской пустыне близ Амарны. Поражающие своим натурализмом терракотовые статуэтки, рисунки на камне с изображениями не идолов, а живых, из плоти и крови, людей, изысканные амулеты, изделия
«В конце концов, если египетские сувениры окажутся фуфлом, деньги я найду куда пристроить», — рассудил аукционист и потянулся к ручке.
Глава 31. Тайное поручение
Утром военмин вызвал Самуила. Бросив беглый взгляд на доработанную карту, он убрал ее в ящик стола и, повернув ключ, с лукавым прищуром воззрился на писаря.
— Вот что, Самуил. Мы тут с товарищем Дягуром вчера побеседовали и замыслили одну хитрую идейку. Причем персонально для тебя, чуешь? — издалека начал разговор Блюхер. По причине малоопытности и горячности он решил не привлекать к делу своих контрразведчиков. «Только дров наломают да добычу спугнут, а Иссерсон — самая подходящая кандидатура».
— Слушаю, товарищ военмин, — сделал озабоченное лицо писарь, не имевший никакого понятия, куда клонит начальство.
— Ты ведь товарища Сольца хорошо знаешь?
— Исключительно по делам службы, товарищ военмин. Свободное время проводим порознь. Он человек скрытный, компаний не любит, держится наособицу, близких знакомств не заводит, в общем, все один да один, — честно отвечал порядком напрягшийся писарь. «И на хрена ему Сольц сдался?» — искренне озадачился он.
— То-то и оно, что один, — Блюхер саркастически хмыкнул. — В общем, ежели без обиняков, то скажу, только смотри, чтоб ни-ни… — он погрозил пальцем и так яростно сверкнул глазами, что Самуил вошел в пол аки гвоздь. — В общем, присмотрись к нему, поговори лишний раз, на чай пригласи или еще что придумай. Ты хорошо себя проявил, и мы тебе доверяем. А вот Сольц меня в сомнения вводит, хотя службу свою знает и претензий у нас к нему быть не может. Но больно уж он ледяной какой-то, не наш он человек, нутром чую. Короче, задачку я обрисовал, а уж ты сам понимай, как действовать ловчее. Или мои сомнения развей, или, — поднеся палец к кадыку, многозначительно кашлянул Блюхер. — Ну, а за карту тебе отдельная благодарность.
Столь необычное задание удивило Самуила, но в то же время обрадовало. «Выходит, меня трогать теперь точно не будут», — умозаключил писарь, поглаживая гимнастерку, под которой был спрятан зандя.
Звериным чутьем Сольц понимал, что Блюхер подозревает его. Однако мысль бросить все к чертям собачьим и бежать была решительно отброшена им. «Ежели сейчас уйду, не узнаю, куда увезли Тару, да и господа „коммивояжеры“ останутся недовольны, — вспомнил о своих покровителях он. — Старина Джеймс ждет не дождется верных сведений, причем в ближайшее время, — напряженно обдумывал сложившееся положение он. — Действовать, однако, следует в высшей степени осторожно, а не то разоблачат допрежь, как нужные сведения добуду. Одного не пойму, зачем Дягур брал с собой Иссерсона? В качестве историографа, что ли? И о чем они как гимназистки шептались?» — сидя за сиявшей блеском начищенного металла пишущей машинкой «Ремингтон», размышлял Сольц. Она была доставлена из Москвы взамен старой в числе прочего «офисного» и медицинского оборудования по личному распоряжению наркомвоенмора Троцкого.
Выходец из остзейских немцев подполковник Эрих фон Берг по окончании военного училища и недолгой службы в полку был командирован в Маньчжурию, где открылись военные действия против Японии. В результате ранения он лишился двух пальцев левой руки и был признан негодным к строевой службе. Вмешательство влиятельных родственников помогло ему продолжить карьеру в полиции. Судьба забросила его в Ригу, где волею обстоятельств и благодаря личным склонностям он занялся политическим сыском. На этом поприще фон Берг снискал расположение начальства и лютую ненависть революционеров. Раскрыв их явки и арестовав связного самого Азефа, он грозил поломать хитроумную игру, затеянную Департаментом полиции, поэтому был срочно переведен в столицу, где его и застала война. В Петрограде он долго не задержался и по просьбе все тех же влиятельных особ был направлен в штаб Юго-Западного фронта, развернутого против австрийцев.
Выявив агентуру врага и сорвав несколько диверсий, он был тяжело ранен летом 1915-го в ходе неудачного наступления в Галиции и после продолжительного лечения подчистую демобилизован. Чин подполковника и Владимир IV степени подсластили ему отставку, но неуемная натура Берга жаждала приключений. Комфорт мирной жизни претил ему. После долгих согласований он вновь становится сотрудником Департамента полиции, но, увы, ненадолго. Отречение царя вынудило его оставить службу, а большевистский переворот — податься на Дон к Деникину, однако генерал отказал ему в доверии. Сказалась известная нелюбовь армейских офицеров к полицейским чинам. Зато его таланты были по достоинству оценены Колчаком, испытывавшим острый кадровый голод. У него он задержался до самого разгрома Верховного. После гибели адмирала в феврале 1920-го, с помощью английских союзников и их агентуры, он выправил себе новые документы, изменил внешность (побрился наголо, избавился от хлыщеватых усов, в общем, приобрел вполне себе пролетарский вид) и, став товарищем Сольцем, перешел к красным, внедрившись в штаб Народно-революционной армии Дальневосточной республики.