Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания
Шрифт:
— Эй вы, двое! Вздумаете бежать — пристрелим! Вы у нас на прицеле1 Поворачивайтесь, медленно, руки на виду! Тебя, недомерок, в первую очередь касается! Потянешься за мечом — пеняй на себя!
На верхней террасе сада возникло не меньше десяти фигур с арбалетами наготове — силуэт взведенной стрелы был хорошо различим даже в темноте. Трое вышли на аллею внизу, держа в руках обнаженные клинки и громко хрустя меликим камешками.
Дрей быстро крутанулся на пятках, но понял всю бесполезность любых молниеносных действий — все
— Интересно, — протянул он, с тревогой покосившись в сторону побледневшей Ниабель, которая поднесла руки к шее, стараясь прикрыть свои блистающие сокровища, но невольно еще сильнее привлекая к ним внимание, — это вы считаете долгом благодарных гостей не давать хозяевам скучать перед сном?
Он прекрасно разглядел среди нападавших самых заметных воинов из свиты Ноккура, да никто из них особенно и не скрывался.
— Иди сюда, Линн, — бросил один из стоящих на нижней дорожке. — Молодчина, что их отвлекла. А ты, скоморох, отстегни ножны и положи на землю.
Слово, которое выкрикнула после этого Ниабель, не стоило бы повторять не только из-за исключительной непристойности того, что оно обозначало, но в первую очередь потому, что оно заставляло усомниться в высоком происхождении досточтимой эрлессы. Употребляли его обычно только в самых дальних и заброшенных айньских селениях.
— Тогда понятно, почему наша беседа не доставляла вам удовольствия, — в голосе Дрея прозвучала легкая печаль. — Полностью признаю ваше превосходство, но аргумент слишком тяжеловесный. Я бы не стал таким пользоваться.
Глаза Гвендолен сверкнули, и она со стуком швырнула обратно в ножны кинжал, который стискивала в пальцах.
— Ты доиграешься. Ноккур, когда-нибудь мне надоест сдерживаться. А попадать всегда точно в цель ты меня учил сам.
— Ну и куда ты потом денешься? — предводитель рассмеялся, но не вполне от души. — Кому ты нужна, кроме меня? Брось развешивать сопли, Линн, все так прекрансо получилось. На эту золотистую шлюшку в качестве приманки прибежит сам Эвнорий, а за ним — все его родичи. Вся знать Дома Эвнория будет у нас в заложниках, а это значит, мы сможем диктовать любые условия, какие захотим.
— Разве у Ноккура Коварного могут быть любые условия? Только самые изощренные, великолепные в своей жестокости и поражающие беспощадностью! Как он сам! — выкрикнул Дрей, бросая отстегнутый меч к ногам подходящих гладиаторов и восхищенно воздевая руки…
Бывший воин Провидения смерил его тяжелым взглядом.
— Одним из моих условий будет — скормить тебя рыбам. Впрочем. пока я немного послушаю, удастся ли тебе меня позабавить своими речами. Но это не главное…
Он наступил ногой на меч и покосился на проходящую мимо Гвендолен.
— Через несколько дней приезжает посольство Ордена. Чаши. Они думают найти здесь верного союзника и исполнителя их замыслов, но встретят совсем не такой прием, на который рассчитывают.
—
В больших часах, стоящих в парадной зале Дома Эвнория, упала последняя песчинка, и золотые фигуры, обозначающие созвездия, совершили полуоборот, переворачивая чашу с песком под мелодичный перезвон. Наступил полдень.
Человек, полулежащий в кресле с вытянутыми ногами и всем своим видом выражавший полную расслабленность, потянулся и без особой охоты встал. Впрочем, прежде чем подойти к окну, он пристегнул оставленные в кресле ножны, что говорило о том, что невзирая на глубокую лень, он постоянно настороже.
— Луйсар, где ты там шастаешь? — крикнул он вниз, на террасу. — Поднимай корзину, пора пленных кормить!
— Ну так кидай веревку, я что, летать буду? — недовольно пробурчали внизу. — Вечно ему что-то надо. Корми их еще каждый день!
Человек в зале столкнул вниз толстую веревку с петлей на конце, лежащую на подоконнике, снова потянулся и отчаянно зевнул. Стоящая за окном жара изматывала, даже во внутренних покоях, выложенных специальным камнем, не пропускающим тепло. Через некоторое время он подергал веревку, с явным усилием уперевшись рукой в стену.
— Эй, ты им что, на неделю вперед еды положил? — и едва не выпустил свою ношу, взглянув за окно.
— Искренне надеюсь, Иннирон, что неделю мы здесь сидеть не будем.
С этими словами на подоконник забралась Гвендолен. Плетеная корзина, из которой торчали пучки зелени и выглядывало горлышко бутылки, висела у нее за плечами. Она придерживала ее одной рукой, а второй держалась за веревку.
— А ты что явилась? — в голосе Иннирона не было любзености, но присутствовала явная обреченность.
— Неужели ты думаешь, что я доверю тебе такое важное дело, как передача еды? Для тебя это слишком большое искушение оставить половину себе. А потом, когда мы соберемся уезжать, ты не протиснешься в здешнюю дверь, и придется невольно оставить тебя в качестве жертвы. Я пролью немало слез.
— Хотел бы я взглянуть хоть на одну твою слезинку! — фыркнул Иннирон ей в спину. — Ты же никогда не плачешь.
— Просто нет достойного повода, — Гвендолен не обернулась, направляясь к заколоченной крест-накрест двери в глубине залы, где была выломана одна планка внизу над полом и еще одна — на уровне глаз. — А может, я приберегаю все впрок, чтобы вдоволь нарыдаться над твоим бездыханным телом.