Проклятие замка Комрек
Шрифт:
– Если взять офтальмоскоп, можно увидеть, что в задней части каждого глаза у него есть сетчатка из более ста миллионов светочувствительных клеток, которые регистрируют изображение, проецируемое на них, и преобразуют его в структуру электрических импульсов, которые по зрительному нерву передаются в мозг.
– Поверю тебе на слово, – ответил Эш, не испытывая никакого желания проводить более тщательную проверку.
– На самом деле, – продолжала информировать его Дельфина, – у Льюиса идеальное зрение, хотя яркий свет, иногда даже умеренный солнечный свет причиняет ему боль. А мигающие огни часто приводят к эпилептическим
Эш посмотрел прямо на Дельфину.
– Ты сказала, что знаешь Льюиса уже три года.
– По-моему, он послужил одной из причин того, что меня приняли на эту работу. Думаю, они хотели, чтобы у него был компаньон, а заодно и терапевт. Каждые шесть месяцев я должна представлять подробный отчет о нем. Полагаю, эти отчеты пересылают его покровителю, кем бы он ни был.
– Но за эти три года ты, должно быть, выяснила нечто большее о его прошлом.
– Как? Комрек и есть его прошлое. Ни ему, ни мне больше ничего не известно, хотя мы и говорим друг с другом часами.
Она ласково улыбнулась своему подопечному, и Эша не мог не отвратить вид голых зубов в ответной улыбке Льюиса; такие омерзительные гримасы, в которых участвуют длинные, выставленные напоказ зубы и их корни, редко можно увидеть за пределами кинотеатра ужасов или кабинета стоматолога. Эш внутренне содрогнулся, но в ее улыбке он заметил нежность.
– Значит, у него… у Льюиса, с мозгом у него все в порядке?
– Ну да. Он, конечно, не так хорошо образован, как мы с тобой, и, полагаю, другие могут счесть его умственно отсталым, но я знаю, что он таковым не является. Это замок Комрек заставляет его вести себя так, как он себя ведет.
Затем, как будто желая поднять настроение, Дельфина озорно сказала Эшу:
– Хочешь посмотреть, как он говорит? На самом деле увидеть, как работают его голосовые связки?
– Гм. Давай лучше в другой раз. Слишком много всего и слишком быстро, понимаешь?
Дельфина мягко похлопала Льюиса по руке.
– Теперь, молодой человек, – посерьезневшим голосом сказала она, – пора ложиться. Тебе надо поспать.
Льюис сразу же подошел к шифоньеру, натянул на себя длинную шелковую ночную рубашку и забрался в постель.
Дельфина еще больше удивила Эша, наклонившись и поцеловав Льюиса в щеку.
– Спокойной ночи, Льюис, – нежно, как мать пятилетнему ребенку, сказала она. – Спи крепко.
– Спокойной ночи, Дельфи. Увидимся завтра.
Эш не мог с уверенностью сказать, что его поразило больше: тот факт, что Льюис говорит, или по-девичьи высокий тон его голоса. Еще одно потрясение, приятное, он испытал, когда из-под шелковой простыни, покрывавшей голову Льюиса, донеслось:
– Спокойной ночи, мистер Эш.
Они с Дельфиной тихо вышли из комнаты, мягко закрыв за собой дверь.
Глава 49
Оставив Льюиса в его одиноком гнезде, Эш продолжил свое бдение. Но теперь все было иначе, теперь у него был компаньон.
И он, и Дельфина утомились донельзя – день выдался адски тяжелым, а замок, не говоря уже о его обитателях, просто ошеломлял. Но факт оставался фактом: Комрек претерпевал страшную экстрасенсорную бурю, опасную для всех, кто находился в замке, и он должен был каким-то образом убедить Хельстрема как можно скорее
Вместе с Дельфиной, он еще раз обошел все свои площадки с оборудованием. Психолог выглядела усталой и физически и морально. Неудивительно, если учесть, через что ей довелось пройти в этот день самой, однако она отвергала все просьбы Эша пойти и поспать хотя бы остаток ночи. Удивительно, но лицо ее оставалось столь же миловидным, как и притягательная мягкость и доброжелательность влажно-темных глаз; он был вынужден признать, что очень рад ее обществу. Усталость не мешала ей интересоваться его методами охоты за призраками, а также аппаратурой, которую он принес, и она удивлялась тому, что большая часть ее была настолько проста. Он пояснил, что призраки редко скрываются, на самом деле быть обнаруженными или войти в контакт отчасти и составляло их цель, служило доказательством того, что они располагают духовными силами, чтобы проявить себя, иногда неожиданной материализацией, или путем перемещения физических предметов, или даже речью. Такие вещи давали духам знать, что они все еще могут входить в наше физическое измерение.
Интерес Дельфины и умные вопросы, которые она задавала, постепенно начали возвращать Эшу его энтузиазм, и он понял, что его энергия отчасти восстановилась.
Вскоре его мысли еще раз обратились к любопытной странности, которую он только что видел. Он подумал, что Льюис, возможно, привлекал злых духов. Не было никаких сомнений, что он чувствителен, как психологически, так и физически; но чувствителен ли он к потустороннему миру? Эш мог только гадать, что Льюису пришлось пережить за годы нахождения в Комреке. В чем же состояла его тайна? Дельфина отрицала какие-либо знания, хотя, будучи его психологом, она, по крайней мере, должна была располагать хотя бы минимальной информацией. Он решил, что расспросит ее позже: при таком их обоюдном изнеможении обвинять ее в утаивании сведений было не ко времени.
Через час проверки своих приборов, ни один из которых не показал никаких признаков нарушений, Эш решил считать ночь завершенной. Они с Дельфиной вернулись на четвертый этаж, где задержались у двери Дельфины, оба усталые, но и напряженные, почти наэлектризованные странной атмосферой замка, своеобразным настроением, которое лишь отчасти было связано с его холодной температурой. Патрулирующий охранник прошел мимо них, и на лице у него промелькнула понимающая ухмылка, когда он пожелал им спокойной ночи.
Дельфина стояла рядом с ним, снизу вверх глядя ему в глаза, как бы задавая сложный вопрос. Он чувствовал ее тепло, но сопротивлялся своим чувствам.
– Я думаю… – начал он, но всему остальному, что собирался сказать, предоставил повиснуть в воздухе. Он хотел предложить, чтобы они разошлись по своим комнатам и получили заслуженный отдых, но она, по-прежнему глядя ему в лицо, отыскала рукой дверную ручку и толкнула дверь у себя за спиной.
– Дельфина, я… – Хрипотца в его голосе была смесью усталости и желания. Протянув руку мимо нее, он распахнул дверь настежь. Он не мог найти слов, чтобы выразить все то, что думал – чувствовал – на протяжении целого дня.