Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
С чувством юмора тут у всех беда. Даже у меня уже начинает отказывать.
Зато щекотные бабочки, онемевшие вместе с телом, все еще лениво ползали в животе. И я продолжала глупо улыбаться, глядя в строгие темные глаза.
Глава 18
Глава 18
Нащупав в кармане свернутую пачку йоргенов, я вспомнила встречу с Иллонкой. А ведь пока та штука с щупальцами на меня не полетела, вечер складывался не так и плохо.
Я поцеловалась с Вейном,
– А вы ловко придумали с душем, – прошептала еле слышно и вряд ли разборчиво: язык тоже онемел.
– Знал, что вам понравится, – мастер почесал щетину и поправил на мне одеяло.
Приятный жест. Необязательный совсем – в кабинете было жарко, как в летний парад светил. Бабочки внутри затрепыхались усерднее, сбрасывая оцепенение от обезболивающего.
Видит Варх, мне было трудно поверить в существование хитанца, заботящегося о ком-то, кроме себя.
– А я сначала решила, что это Кили вас в коридоре зажала… «высочествами» своими… – призналась, плавая в сладком дурмане «Эйфории».
Потянулась к нависавшему Рэдхэйвену пальцами. Пуговички на его рубашке – такие же черные и блестящие, как его глаза, – казались ненастоящими. Бабочковое войско подталкивало меня проверить, точно ли они реальные. Или снова грезятся.
– Высочествами? – недоуменно переспросил он и поймал мои пальцы в воздухе. Положил на свою рубашку, ровно туда, куда я целилась. К черной пуговке. И я аккуратно ее поддела.
Рэдхэйвен даже не дернулся. Словно лучше меня понимал, зачем я эту дурость затеяла. Не для того вовсе, чтобы опередить Килиру и первой заглянуть ему под рубашку. Совсем нет!
Но несносные бабочки устроили своими крыльями в животе форменный пожар. Раз мой карман прожигает увесистая пачка незаслуженных йоргенов, значит, я угадала… Но я не угадывала и не «взвешивала факты». Я знала ответ.
– Летисия их ей потом примнет, она обещала… – задумчиво пробормотала, наблюдая, как он осторожно перемещает мои пальцы ко второй пуговице.
Проклятый мастер смотрел прямо в глаза, жегся взглядом. Грудь под его рубашкой стала вздыматься чаще и хаотичнее.
Я поморгала растерянно. А ведь глаза у него – как тот же Звездносвод. Черные-черные. Но временами – золотые, когда там случается собственный «парад светил».
Игнорируя разум, истошно подающий сигналы бедствия, я расстегнула и вторую пуговицу. И чуть-чуть сдвинула ткань, убеждаясь, что на коже – ни волоска. Еще одна загадка, которую мне точно не стоит разгадывать. Целее буду.
– Здесь есть, – хрипло сообщил Рэдхэйвен, плавно опуская мою руку себе под пупок.
Ощущалось, будто мастер кирпич проглотил – такой твердый был под тканью живот. Варх Всемогущий, что еще входит в его рацион?
– П-проверять не будем, – охнула, одергивая ладонь.
–
– Так, похоже, с «Эйфорией» я переборщил! – гаркнул откуда-то Райс и, прищелкнув пальцами по моему виску, резко забрал всех ошалевших бабочек назад.
А мы с ними уже почти сроднились, ей Варху!
Подумалось, что они все переместились теперь к нему в живот. А то, что Райс мрачный такой, как будто у нас прямо в кабинете дождик собирается, – так это просто шифруется. Боится выдать, что у него там фейерверк из чешуекрылых.
– Рэдхэйвен, отлепитесь от моей студентки и возвращайтесь к юбкам Ее Величества, – хмуро бросил темный и опекающе положил руку на мое плечо.
Королевский мастер влетел в него черным взглядом, разбивая вдребезги сгустившийся воздух между ними.
– «Вашей студентки»? – процедил таким тоном, что, останься у меня в животе бабочки, они бы упали замертво.
– Ну не вашей же? – Райс наморщил свой внушительный нос. – У мисс Ламберт большое будущее. Не вздумайте ей его испортить шутки ради, Рэдхэйвен. Скуку убивайте в Хитане, здесь, в Анжаре, другие порядки.
– Вы забываетесь, Райс, – сухо выплюнул проклятийник и наглухо застегнул свою рубашку.
Я мало понимала происходящее, но стало слегка обидно за Рэдхэйвена. Сир Райс ведь не в курсе студенческого пари и не подозревает, чем вызван мой сугубо теоретический интерес к проклятой рубашке и пуговицам. И потому думает о мастере что-то дурное. Но ведь тот сразу сказал: ничего интимного!
Уффф…
Я приподнялась на кушетке на локтях, огляделась, вздохнула, потерла гудящий висок. Слишком много потрясений для одного дня.
– Она, быть может, новый неограненный джантарь! – грубым жестом рубанул воздух Райс. – Первый за пятнадцать лет практики действительно одаренный ученик, плетущий темное кружево чар по наитию, по природе.
– А вы, значит, «огранить» ее задумали? – раздул изящные ноздри Рэдхэйвен и встал между кушеткой и магистром.
– Меня интересуют ее способности, а не юбка, – Райс все-таки сплюнул на чистенький пол кабинета Граймса, и мисс Лонгвуд изумленно ахнула. Снова забормотала что-то про «Тарлинскую лечебницу, в которой за такое рты зашивают».
Ну что за нелепость?
Райс отчего-то считал, что у меня пробудился темный дар. Странный он, ей Варху! Откуда бы во мне, толком ни разу сильную магию не практиковавшей, способности к его дисциплине?
Тех, кому легко даются темные искусства, в Эррене вообще немного. Единицы. Те, кто с трудом, но все же смог освоить «работу с изнанкой», идут в маггвардейцы, инспекторы, мастера защиты… или вот, как Райс, страдают от бестолковых студентов, а ночами латают разрывы.
Но мой мир – это библиотеки, научные трактаты и теории бытовых плетений. Точно не канава на болотах и твари с щупальцами!