Проклятие Желтого императора
Шрифт:
Среди общего болезненного стона она ясно слышала, как жалобно скрипит каждый цунь [36] ее костей. Грудную клетку от живота до горла сжало так, что было абсолютно невозможно вдохнуть.
Поезд мчался все быстрее, все сильнее становилось давление; если в такой ситуации опуститься вниз, то вполне можно умереть от удушья. Она попыталась согнуть уже затекшие локти и колени, но едва смогла пошевелиться, попыталась собрать все свои силы, но и это оказалось бесполезно. Ее руки и ноги и даже каждый волосок на них были зажаты телами других людей, как будто схвачены железными обручами. Пот, стекавший по телу, смешивался с потом соседей и, подобно липкому желатиновому
36
Традиционная китайская мера длины, около 3,3 см.
Внезапно в вагоне раздался плач младенца. Этот звук резал слух так, будто с головы снимали скальп невидимой овощечисткой. От этого и так полуживым от духоты людям становилось еще хуже.
Мать младенца испуганно пыталась успокоить его, но все без толку.
«Ужасно действует на нервы! Только бы он заткнулся, чего бы это ни стоило».
Когда раздражение внутри Лэй Жун уже дошло до крайней точки, до ее ушей донесся разговор двух людей, находившихся неподалеку. Один голос был хриплый, другой принадлежал молодому человеку.
– Кто?
– Младенец.
– Который плачет?
– Угу.
– Когда?
– В течение минуты.
– Уверен?
– Угу.
– Как?
– Я не знаю, как это по-вашему, пусть будет… все на одного!
– Точно уверен?
– Угу.
Они перекинулись еще парой фраз, которые Лэй Жун уже не расслышала, так как плач младенца становился все громче… Надрывный крик ребенка, ворчание и брань пассажиров смешивались с гулом вентилятора над головой, звуками отрыжки, икоты и газов, с шумом вырывающихся наружу из кишечника. Если на мгновение закрыть глаза, то можно было живо представить, каково приходится грешникам в аду вечных мучений [37] . Вдобавок внезапно на мониторе внутри вагона принялись крутить рекламный ролик, где зазывалы из телемагазина во всю глотку приглашали совершить у них покупки, и, в качестве последней капли, у кого-то в кармане зазвонил мобильный, взорвавшись кошмарной мелодией «Тревоги» [38] – «А-а-а-а-а-э-э-э, а-а-а-а-а-эйоу, аи-и-и-а-а-а-аи-и-и-йо-о-оу, аде-ди-а-адедоу, аде-ди-а-аде-е-дидедай-гедоу!!!»
37
Последняя из восьми ступеней горячего ада, где грешник обречен на вечно повторяющиеся перерождения для тяжких мук.
38
Вокальная композиция современной китайской певицы Гун Линьна.
Последняя фраза повторялась по кругу, отчего все озверели окончательно. Испуганный ребенок заплакал громче прежнего, точнее, это уже был не плач, а жуткие крики, будто бы его рвали на части дикие собаки.
– А-а-а! – истошно вопил младенец.
Внезапно сильный страх сжал сердце Лэй Жун.
– Мой ребенок! Мой ребенок! Убивают! Убивают! Умоляю вас, умоляю! Мой ребенок, мой ребенок!
– А-а-а!
На фоне душераздирающих криков матери плач младенца внезапно прекратился, его сменил хруст ломающихся костей, будто их крушили мощные челюсти, и сдавленный писк.
Лэй Жун почувствовала, что давление соседних тел внезапно ослабло, потом, словно поднимающимся приливом, ее сжало с еще большей силой, так что она чуть было не выблевала внутренности. В вагоне раздался страшный крик, она открыла глаза и посмотрела кругом, но увидела только множество
Чей-то мобильник продолжал надрываться: «А-аи-ия-яи-и-ийоу! А-аи-ия-яийоу! А-де-ди-гэ-дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-ди-гэ-дай, дай-ди-гэ-доу! Дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-гэ-ди-гэ, дай-ди-гэ-доу!»
Поезд внезапно сбросил скорость, все пассажиры, которые стояли, наклонившись вперед, удивительно синхронно выпрямились и отклонились в противоположном направлении. Состав с кряхтением остановился, двери открылись, и толпа, как безудержная рвота, хлынула наружу, обходя отчаянно рыдающую женщину…
Лэй Жун присмотрелась и увидела лежащее на полу вагона тело растоптанного ребенка. В этот момент пассажиры, ждавшие на платформе, устремились внутрь поезда.
Лэй Жун привыкла к виду мертвых, но наблюдала их исключительно на секционном столе в прозекторской. До сих пор ей не приходилось сталкиваться со смертью так близко, поэтому она на секунду растерялась, но тут же вспомнила о своих профессиональных обязанностях, ударила по красной кнопке звонка для экстренных ситуаций и, раскинув руки, встала в дверях, крича в надвигающуюся толпу:
– Произошло преступление! Прошу вас, отойдите! Отойдите назад!
Но люди, спешащие на работу, продолжали напирать. Лэй Жун уже сдерживала их из последних сил, когда подбежали двое сотрудников станции в оранжевых спецовках и принялись орать:
– Эй! Ты что творишь?! А ну, быстро уйди с дороги!
Лэй Жун громко крикнула:
– В вагоне труп! Сюда нельзя! Это место преступления! Позовите полицию! Быстрей!
Услышав про труп, пассажиры остановились, двое служащих заглянули в вагон, увидели женщину, рыдающую над телом ребенка, и поняли, что ситуация серьезная. Один присоединился к Лэй Жун, направляя пассажиров в другие вагоны, а другой помчался в комнату дежурного, и не прошло и полминуты, как на место происшествия прибыли двое полицейских и начальник станции.
Едва взглянув на случившееся, начальник станции заключил:
– В любом случае поезд должен немедленно отправляться, если задержим его хоть на секунду, следующий состав тоже выбьется из графика. Сейчас час пик, если нарушить расписание, начнется хаос!
Один из полицейских распорядился вынести тело, отвести мать в комнату дежурных и там допросить. Лэй Жун, в это время склонившаяся над мертвым ребенком для осмотра, строго произнесла:
– Здесь место преступления! Как можно к этому так легкомысленно относиться?
Полицейский уставился на нее:
– А вы что здесь делаете? – Лэй Жун протянула ему свое служебное удостоверение, он взглянул и произнес уже с совсем другой интонацией: – О, шеф Лэй, прошу прощения, прошу прощения.
От удивления начальник станции и его помощники вытаращили глаза, но поняли, что женщина перед ними – явно очень важная персона.
Лэй Жун позвонила Лю Сымяо. Та была на совещании, но буквально в двух предложениях объяснила порядок действий:
– Вагон опечатать, зафиксировать его номер. Когда состав вернется в депо, связаться с отделом криминальной полиции метро, чтобы они обследовали место преступления.
В соответствии с ее указаниями Лэй Жун оставила двоих полицейских в вагоне охранять место преступления. Начальнику станции с трудом удалось уговорить в голос рыдающую мать выйти из вагона.
– Мой ребенок! Какие звери! Не знаю, какой изверг вырвал его у меня и бросил на пол! Так много психопатов, каждый, каждый наступил, и раз-раз, живьем затоптали! – Она уже отошла довольно далеко, а ее рыдания все еще были отчетливо слышны.
Лэй Жун поглядела на тело младенца. Не требовалось никакого вскрытия, чтобы дать заключение о смерти от механической асфиксии. На теле были видны многочисленные отпечатки подошв, что подтверждало слова матери: «Каждый, каждый наступил, и раз-раз, живьем затоптали…»