Проклятие
Шрифт:
Остальные расхохотались и заголосили, а рыжий менестрель возмущенно взглянул на солдата.
– Разве тебе, чурбану безмозглому, неясно, что перед тобой благородная дама? – одернул он зачинщика веселья. Тот взирал на барда с язвительной ухмылкой. – Сейчас же извинись перед ней!
– Это вовсе не… – начала Агнес.
Но бард не дал ей договорить:
– Я вынужден настоять, прекрасная барышня, ибо не стерплю подобных нравов… Ну так что? Не слышу слов извинения!
Последние слова были вновь обращены к ландскнехту, оскорбившему Агнес. Солдат в широких пестрых
– Слушай ты, остряк, – начал он грозным голосом и положил руку на рукоять меча. – Голос у тебя, может, и звонкий, но я могу так сделать, чтобы он стал еще звонче. Если ты понимаешь, о чем я.
– Прекрасно понимаю, – спокойно ответил бард, аккуратно прислонил лютню к булыжнику и обнажил шпагу. – Но это не отменяет того, что ты должен сейчас же извиниться перед дамой.
Ландскнехт гадко рассмеялся. Затем неожиданно выхватил меч и с ревом бросился на изящного менестреля, который был ниже по крайней мере на голову.
– Паршивый, ты…
Договорить он не смог. Бард с неожиданным проворством отступил в сторону. Когда солдат проносился мимо него, менестрель подставил ему ногу. Задира поскользнулся на замшелых камнях и, изрыгая проклятия, рухнул наземь.
– Пусть это будет тебе уроком, – сказал бард. – А теперь извинись наконец, и забудем об этом происшествии.
Однако ландскнехт и не думал извиняться. Он вскочил на ноги и, размахнувшись клинком, с криком ринулся на противника. Тот ждал с непроницаемым взглядом. В последний момент он вскинул шпагу, отвел острием меч и неожиданно отступил в сторону. В очередной раз ландскнехт растерянно влетел в пустоту. Но в этот раз он оказался ловчее. Солдат не упал, а развернулся с победным кличем. Затем лишь, чтобы почувствовать на шее острие шпаги. Он в ужасе замер. Острие впилось в кожу, так что на ней выступило несколько капелек крови.
– Проси прощения, – прошептал бард. Голос его звучал тихо и в то же время твердо. – Я жду.
– Про… прошу прощения, – пробормотал ландскнехт.
– Громче! Не думаю, что дама услышала твой лепет.
– Прошу прощения.
– Следует сказать: прошу прощения, прелестная барышня.
Ландскнехт завращал глазами. Его товарищи, обнажив наполовину клинки, застыли на камнях. Никто не посмел шевельнуться. Даже Агнес.
В конце концов, спустя целую вечность, солдат выдавил спасительные слова:
– Прошу прощения, пре… прелестная барышня.
Не опуская клинка, низенький менестрель повернулся к Агнес:
– Принимаете ли вы извинение?
Девушка кивнула, и губы его растянулись в мальчишеской улыбке. Менестрель медленно опустил шпагу.
– Ну вот, не так уж это и сложно, – сказал он ландскнехту.
Тот по-прежнему стоял перед ним, обливаясь потом. Его товарищи выхватили было клинки, но бард властно вскинул руку:
– Довольно. Никто не потерял лицо, этот человек извинился, и с делом покончено. – В голосе менестреля вдруг послышалась невыразимая угроза, столь чуждая улыбке на его лице. – Или вы хотите напасть на рыцаря
Не дождавшись ответа, бард спрятал шпагу в ножны и поднял украшенную слоновой костью лютню, прислоненную к булыжнику. После чего галантно предложил Агнес свободную руку:
– Полагаю, господа пресытились музыкой. Оставим их, сударыня. Лучше я спою вам где-нибудь в другом месте любовную балладу.
Агнес улыбнулась и не стала сопротивляться. Положение напоминало ей один из ее снов, до того нереальным оно казалось. Только теперь она вновь обрела дар речи.
– Вы сильно рисковали, – проговорила девушка тихим голосом. – Одно неверное слово, и эти люди бросились бы на вас.
Бард усмехнулся и повел ее в сторону крепостных ворот.
– В этом-то все и дело. Следует с умом подбирать слова, тогда не придется без необходимости вступать в конфликты. Слова и песни – вот сильнейшее оружие.
Он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу:
– Как невежливо с моей стороны! Во всей этой суматохе я и представиться забыл. – Он снял берет и поклонился так низко, что рыжие волосы упали на лоб. – К вашим услугам, Мельхиор фон Таннинген. По происхождению рыцарь из родовой крепости фон Таннинген, что в прекрасной Франконии. Ныне странствующий менестрель.
Агнес не смогла скрыть усмешку. Коротышка перед ней был смешон и в то же время трогателен. Правда, в бою он оказался опасным противником.
– Я и не знала, что барды еще существуют, – ответила она. – Я думала, они давно вымерли.
Мельхиор фон Таннинген возмущенно помотал головой:
– Это невозможно! Разве любовь умерла? Или музыка? А великие деяния? Пока живо все это, барды никуда не исчезнут. Мы – летописцы этих неспокойных времен. Зачастую именно мы несем утешение, если печаль отяготит душу.
Он взялся за лютню и проиграл мелодию, веселую и в то же время печальную. И звонким голосом пропел короткий, жалостливый куплет:
– D’amor m’estera ben e gent, s’eu ma dona vis plus sovent…
– Это на окситанском, – с удивлением отметила Агнес.
Лицо фон Таннингена вытянулось от изумления:
– Вы знаете древний язык певцов и поэтов?
– Совсем чуть-чуть. Я читала про него, но ни разу не слышала, чтобы он звучал так красиво.
Менестрель расплылся в счастливой улыбке:
– Тогда вы истинная дама. Могу я узнать ваше имя?
– Э… я Агнес фон Эрфенштайн, дочь наместника Трифельса.
Бард на мгновение растерялся, а потом просиял:
– Трифельс! Жилище Барбароссы, узилище Ричарда Львиное Сердце, обитель императорских регалий! Для менестреля нет места прекраснее и достойнее, чтобы воспеть его в балладах! Одной из причин, почему мои странствия привели меня в Пфальц, был Трифельс… – Он преклонил колено: – Благородная Агнес, для меня честь познакомиться с вами.