Проклятые туманом
Шрифт:
— Они не посадят Терри Койне, — холодно сказала мама. Голос был виноватым, и она протянула ко мне руку. Но лицо ее было суровым. Глаза сверкали, переводя взгляд с меня на мисс Парк. — Его выпустили. А найденные в его машине пули не имеют значения.
Мисс Парк попыталась смягчить ситуацию.
— Мне очень жаль. Но это всего лишь неудача. Мы ищем другие доказательства.
— Невероятно, — сказала я онемевшими губами.
— Мы найдем больше улик, — уверила мисс Парк. Кажется, она и впрямь верила в свои слова. — К тому же
— Тогда позвольте мне выступить, — заявила я. — Я все видела, была там! Они должны меня выслушать.
— Они так и поступят, но одной тебя недостаточно, Уилла. Ни для обвинения, ни для заключения под стражу. И лучше, если мистера Койне посадят через пять лет, чем вынесут оправдательный приговор сейчас.
В горле пересохло, я повернулась к маме, затем снова к мисс Парк. В этом нет смысла. Пули нашли, да. Но ведь я все видела своими глазами. Я могу сидеть целыми днями в суде и тыкать в него пальцем до конца жизни. Я никогда не забуду его лицо в темноте и это должно иметь значение.
Мой голос дрогнул, когда я повторила:
— Я была там.
Мисс Парк начала говорить что-то успокаивающее и бессмысленное, что только сильнее разозлило мою мать, и она начала кричать. В моей голове появился туман и хаос, голоса путались.
Когда их разговор накалился, мисс Парк сообщила, что пришла из вежливости и для того, чтобы мама не узнала обо всем из новостей. Мама же объяснила ей, куда она может засунуть свою любезность.
А после она выгнала прокурора из дома. Я последовала за матерью на крыльцо, как раз вовремя, чтобы поймать ее. У нее подкосились ноги. Сопротивляясь, она не хотела, чтобы я аккуратно ее усаживала.
Сев рядом, попыталась вытереть ее слезы. Успокоить, как советовала тетя Дайер. Но вся эта ситуация походила на корабль, уходящий под воду. И кажется, я погружалась вместе с ней. Сквозь горе пробивалась только одна мысль:
— А папа знает? — спросила я, раскачиваясь вместе с ней и впиваясь в нее пальцами.
Еще нет, но скоро узнает.
Бейли сидела на верхней ступеньке крыльца, а я на нижней. Ее колени обхватили мои плечи. Моя голова качалась, пока она заплетала мне косы. Я была ее марионеткой и желала, чтобы она просто оставалась позади меня.
После пережитого шока меня наполнило отчаяние. Не получалось встать, ноги просто не выдерживали мой вес. А если бы все же смогла, дошла бы до города. Смогла бы увидеть, как Терри Койне покупает жвачку и попивает «Рутбир».
Бейли заплела очередной узел. Было много очевидных тем обсуждений. Когда вернется домой отец (скоро). Как он отреагировал на эту новость (плохо). Может, маме следовало сказать ему об этом лично, а не по телефону (нет).
Но мы не затрагивали их. А в голове тем временем, казалось, находились мешки с песком, ожидающие потопа.
— Я слышала, Эмбер бегала за Ником. Она хотела, чтобы он пригласил ее на зимний бал.
— Удачи, — сказала я.
— Знаю. —
— Угу.
— Оно голубое, с серебряными кружевами сверху. Подходит к браслету, который ты сделала.
— Надеюсь, оно сшито лучше, чем я нанизываю бусинки.
Откинув мою голову назад, Бейли посмотрела мне в лицо.
— Не то чтобы. Оно рваное внизу. Пикассо в реальной жизни. Не уверена, все ли части присутствуют. Боюсь слишком много будет видно.
Я мрачно улыбнулась.
— Это точно.
— Верно.
Бейли отпустила мою голову, затем издала тихий, обеспокоенный звук.
— Пикап твоего отца.
Я представляла, что машина подъедет с визгом к дому, шины будут дымиться, а тормоза скрипеть, но пикап просто спокойно заехал. Дым шел из окна, отец даже не пытался прятать сигареты.
Стало горько внутри. Воспоминание о пепле во рту вновь ожило, и я почувствовала качку лодки. Боль в голове от удара о ветровое стекло. Сильный толчок Бейли вернул меня в настоящее. Папа заехал на подъездную дорожку, но не заглушил двигатель.
Он вышел из машины и направился прямо к дому. На лице не было ни одной эмоции, но пугала жуткая уверенность его шагов. Когда я была на полпути к крыльцу, он даже не посмотрел в мою сторону. Отец оставил дверь открытой, а я двинулась вслед за ним. И тут моя мама вскрикнула:
— Билл! — прокричала она, — Билл, немедленно прекрати!
В воздухе витала паника. Я зашла в дом и прижалась к стене. Папа опустил приклад дробовика на плечо. Картечь зазвенела, когда отец положил ее в карман.
Я хотела что-то сказать, но у меня перехватило дыхание. Это перебор. Застыв, я прижалась плечами к стене и в ужасе наблюдала за происходящим.
Опустив голову, папа двигался так, словно мама не рвала на нем рубашку. Будто он не слышал ее, не видел меня.
Бейли отпрыгнула с его пути, ее лицо побледнело. Сломав хрупкое напряжение, я заставила себя последовать за ним.
Наш двор не такой уж и большой. Унылые, колючие розовые лозы обвивали решетку ворот. Усыпанный опавшими листьями и длинными тенями двор напоминал кладбище. Мама уперлась каблуками в землю, разбрасывая листья. Дикая и безумная, она споткнулась, поднялась и бросилась к папе.
— Ты не можешь этого сделать, Билл, — всхлипнула мама.
Она боролась с ним, колотя кулаками по спине. Удары стихли, с таким же успехом она могла биться кулаком об стену. Когда отец повернулся, я испугалась, что он ударит ее. Но папа всего лишь убрал мамины руки и удерживал ее на расстоянии вытянутой руки.
Позади меня Бейли повторяла:
— О боже, боже, боже!
От молитвы здесь было мало толку. Борясь с сопротивляющимся телом, я перепрыгнула через ступеньки и побежала к подъездной дорожке. К машине я подошла как раз в тот момент, когда отец закрыл дверь.