Проклятые в раю
Шрифт:
Я кивнул.
— Не знаю, что сделал Сэмми, но он подошел и попытался помочь ей, заговорил с ней, хотел убедить своих друзей, чтобы они ее отпустили. Думаю, тогда она уже тоже испугалась и передумала ехать с ними, если вообще собиралась. Может, она просто заигрывала, чтобы позлить своего офицера, это Сэмми так думает, может, просто была пьяная. Черт, не знаю, меня там не было...
— Продолжай, — сказал я, потрепав его по плечу. — Ты все хорошо рассказываешь.
Дрожащей рукой он поднес сигарету ко рту, затянулся несколько раз подряд и выдохнул дым, как человек, который курит свою последнюю сигарету.
— В общем, Сэмми
— Все, что видел Сэмми? Все, что он сделал?
— Да... а когда под Новый год Лайман и Каикапу сбежали, ну, или ушли, из тюрьмы и снова начали действовать вдвоем, Сэмми занервничал, по-настоящему занервничал. После этого он уже ни разу не возвращался на Оаху. А на Мауи, как я сказал, раздобыл револьвер. Играл для Джо Кроуфорда, а потом возвращался в отель и сидел в номере. Он был рад, когда схватили Каикапу и снова засадили в тюрьму, но по-настоящему он боялся Лаймана. Когда копы так и не смогли поймать Лаймана... — он с тревогой взглянул на Чан-га, — ...не обижайтесь, детектив...
— Не обижаюсь, — сказал Чанг.
— ...в общем, Сэмми наконец сел на пароход до материка, вот и все.
У трио Джорджа Ку закончился перерыв, и они снова заиграли, соединяя приглушенные звуки гитары и высокие переливы гармоники, которые разносились над водной гладью.
— Это все, что я знаю, — сказал Таити. — Надеюсь, я помог вам, ребята. Ничего не надо мне платить, ничего такого. Просто я хочу быть хорошим гражданином.
— Где Лайман? — спросил Чанг.
Голос звучал спокойно, но об него можно было порезаться.
— Не знаю. Откуда мне знать?
— Ты знаешь, где Лайман, — произнес Чанг. — Ты сказал, что знаешь.
— Я не говорил...
Я положил руку парню на плечо и сжал его, легонько — по-дружески, почти с любовью.
— Детектив Апана прав. Ты сказал, что не скажешь, где он, что бы мы ни делали. Это означает, что ты знаешь, где он.
— Нет, нет, вы, ребята, не так меня поняли...
— Где Лайман? — снова спросил Чанг.
— Не знаю, клянусь могилой матери, я даже не знаю этого ублюдка...
Я убрал руку с его плеча.
— Я могу дать тебе денег, Таити. Может, даже пять долларов.
Это его заинтересовало. Темные глаза сверкнули, но полные, женственные губы оттопырились.
— В могиле деньги не нужны, — сказал он.
Фраза совсем в духе Чанга.
— Где Лайман? — спросил Чанг.
— Нет, — сказал он и затянулся. — Нет.
Не успел я и глазом моргнуть, как Чанг выбил сигарету из руки Таити, она отправилась в воду и зашипела.
— В следующий раз я спрошу, — сказал Чанг, — в заднем помещении управления.
Таити закрыл лицо руками, он трясся, может, плакал.
— Если он узнает, что я вам сказал, — проговорил он, — он меня убьет.
И рассказал нам.
Глава 19
В скудном свете луны самострой вдоль бульвара Ала-Моана выглядел точно так же, как лачуги в тех местах, откуда я приехал, но за несколькими существенными различиями.
Подобные городки в Чикаго были как бы маленькими городами внутри большого, сообществами в миниатюре. Там жили нищие, но гордые семьи, от которых отвернулась удача, и селились они в хибарах, которые довольно упорядоченно располагались вдоль «улиц». В грязи прокладывались дорожки, вокруг горделивых в своей убогости сооружений сажали кусты и деревья, чтобы хоть как-то
На Ала-Моана тоже росли кусты и деревья, однако дикие пальмы и заросли кустарника обусловили беспорядочность россыпи лачуг, собранных из картона, высохших пальмовых листьев, сплющенных жестянок, кусков гофрированного железа, остатков пиломатериалов, упаковочных ящиков и всякого другого хламья. Никаких костров в мусорных контейнерах — даже в самую холодную ночь в этом нет необходимости, а москиты повывелись после осушения пригородных болот и болотистой местности вдоль Ала-Ваи.
Мы с Чангом Апаной сидели в его модели Т, стоявшей у дороги. Перед нами было припарковано еще несколько автомобилей, что показалось мне нелепостью. Что же за люди здесь жили, что могли позволить себе «форд»?
Естественно, я все не так понял...
— Эту деревню построили местные жители, — сказал Чанг. — Но пару лет назад власти заставили нас выгнать их.
Я слышал шум прибоя, но океана не видел, он был скрыт кустами, росшими вдоль другой стороны дороги.
— А почему вы ее не разрушили, не очистили землю?
Чанг пожал плечами.
— Полиция этим не занимается.
— А кто же тогда?
— Так и не решили.
— А кто сейчас здесь живет?
— Никто. Но в этих хибарах обитают торговцы контрабандой, сутенеры, проститутки, им удобно для их дела.
Я понял. Это был один из тех районов города, на который полиция смотрит сквозь пальцы — либо из-за взяток, либо из соображений здравого смысла. В конце концов этот город живет за счет туризма и денег военных, поэтому у покровителей должна быть возможность выпить, снять девку, иначе в отпуск или в увольнительную все потянутся в другие края.
— Тем не менее, если верить Таити, — сказал я, — некто здесь живет.
Чанг кивнул.
Таити, который регулярно покупал в этих трущобах спиртное, сказал, что несколько раз видел Лаймана на окраинах городка, неделю или около того назад. Напуганный Таити спросил своего поставщика выпивки про знаменитого беглеца, тот сказал, что Лайман опекает здесь нескольких девочек-полукровок, чтобы сколотить деньжат и смыться с островов. Опережая майора Росса в течение последних нескольких месяцев всего лишь на шаг, прячась в разных преступных шайках, укрываясь в горах, в деревушках и в трущобах Гонолулу, которые совсем недавно мы с Чангом прочесали, Лайман приготовился к действиям.
Я тоже.
Связавшись с Джардином, а через него с майором Россом, мы решили предпринять полномасштабную облаву в районе самостроя. Но сначала решили определить, там ли Лайман. И даже тогда, если нам удастся схватить его вдвоем, — тем лучше. Меньше шансов, что он сможет уйти под шумок.
Кроме того, во время облав людей ранят, даже убивают. А мне он был нужен живым.
— Я буду держаться в тени, — сказал Чанг. — Кто-нибудь может меня узнать. Черт, кто-нибудь — да его все знают.
И я пошел туда один — со мной был только мой девятимиллиметровый. В коричневом костюме и красной рубашке, той, что с попугаями, я отправился по вилявшей между деревьев дорожке, под ногами у меня похрустывало битое стекло, шуршали фантики от конфет и прочий мусор. Роль уличных фонарей в этом хаотичном городе выполняли воткнутые в землю стволы бамбука с прикрепленными к ним факелами. Они светились в ночи, как жирные огненные мухи, окрашивая все вокруг, в том числе и лица обитающих здесь людей, в приглушенный оранжевый цвет, напоминавший о преисподней.