Проклятый берег

Рэйтё Енё

По ночам до нас доносился далекий, странный грохот барабанов…

– Что это? – спросил в первый день Хопкинс.

– То же, что мобилизация в европейских странах. Собирают отовсюду воинов фонги и дружественных племен, чтобы быть готовыми к войне.

– К войне… – пробормотал я. – Если мы опоздаем и война успеет разразиться, ни к чему будут уже и кони… и разгаданная тайна.

– Дурак, выше голову! – буркнул Хопкинс, раскуривая сигару, позаимствованную им у старшего лейтенанта артиллерии. –

Войны не будет, все выяснится, копи будут нашими, а капитан женится. Пошли спать.

Вот что это был за человек!

На следующее утро мы подошли к негритянской деревне.

Раскрашенные и татуированные воины толпились вокруг круглых хижин из пальмовых листьев, построенных на вбитых в болотистую почву сваях.

Их вождь вышел к нам навстречу. Он заговорил на том смешанном франко-туземном языке, который понимают все, хоть сколько-нибудь долго прожившие в Африке.

– Я ждал вас ко мне.

– Ты знал, что мы придем в твою деревню? – спросил Альфонс.

– Белый господин был тут, в моей хижине. Сказал: вы придти.

Стало быть, Ламетр уже прошел тут перед нами.

– Когда ушел от тебя белый господин?

– Солнце два раза заходить после этого. Пошел с проводником в Тамарагду, к главному вождю фонги, чтобы не было войны.

– Дай и нам проводника, чтобы мы могли пойти в Тамарагду, к нашему белому другу.

Вождь с готовностью согласился выполнить нашу просьбу. Лица у неподвижно стоявших вокруг нас воинов были не слишком дружелюбными, но ни один из них ни словом, ни поступком не пытался нас задеть.

На ночь для нас освободили одну из лучших хижин – как раз напротив жилища вождя, а на следующий день мы должны были получить проводника и вьючных животных.

– Чтоб мне провалиться, – сказал Чурбан, зажигая карбидную лампу – бывшую собственность сержанта Потриена, – если стрелять в таких смирных негров не богопротивное дело.

Сейчас у нас было, наконец, время внимательно познакомиться с содержанием путевого журнала капитана Мандера. Записей было немного, ведь путь экспедиции до Тамарагды продолжался всего несколько дней. По большей части, текст был примерно такого содержания:

«Сегодня прошли примерно сорок шесть миль по ровной, легкопроходимой местности. Один из наших мулов погиб от укуса змеи и пришлось снова перераспределять вьюки…

Утром вы вешаем коробки с киноаппаратурой с левой стороны мулов, иначе они перегреются – так сильно жжет солнце. После полудня приходится, спасаясь от солнца, перевешивать их на правую сторону. В результате сегодня прошли меньше, чем рассчитывали… Долина реки уже скрылась из виду…» И в самом конце:

«Прибыли в Тамарагду, „столицу“. Множество хижин. Место это хорошо нам знакомо по фотографиям Пивброка…» На этом записи обрывались.

– Не понимаю,

на что надеется капитан, – сказал я. – Здесь ведь ясно написано, что они дошли до Тамарагды, а вожди фонги утверждают, будто и не видели там экспедицию.

– Чертова история, – заметил Мазеа, лимонно-желтое лицо которого украшала теперь густая черная борода. – Ошибиться они не могли, раз узнали место даже по фотографиям.

– Поживем – увидим, – вздохнул Альфонс – А сейчас главное – выспаться.

– И выше голову, – добавил Чурбан и тут же, отрицая собственные слова, опустил голову на надувную подушку и захрапел.

Местность была теперь – хуже некуда. Такие плотные испарения поднимались от торфянистой почвы, такая удушливая жара стояла в джунглях, что мы просто задыхались. Вокруг нас вились тучи москитов.

Но мы наконец-то достигли излучины Сенегала и двигались теперь вдоль реки на север. С нами были вьючные мулы и проводник.

– Теперь мы повернуться спиной к реке и идти вперед, – показал нам новое направление туземец.

– Как же это?… – нервно переспросил Альфонс – Ведь Тамарагда на том берегу.

– Что ты говорить мне, господин… На том берегу жить только злые духи. Мы так и звать его: «Проклятый берег». Лес и болото, змеи, крокодилы и черти… Лесные люди… они все равно, как обезьяны, а не как мы…

– Ты говоришь, что тот берег… необитаем? – спросил Альфонс с таким волнением в голосе, какого я у него никогда еще не слышал.

– Это так… Между две реки всегда болото, мокро… Альфонс задумался.

– Хорошо. Слушай, Мазеа. Ты пойдешь с этим воином в Тамарагду. Отнесешь письмо Ламетру!

– Что случилось?

– Кажется, я напал на след исчезнувшей экспедиции!

– Ты решил эту загадку?

– Еще нет. Ясно только, что экспедиция шла не к Тамарагде, а двигалась по тому берегу Сенегала. – Альфонс снова обратился к туземцу. – Ты уверен, что на той стороне нет негритянских деревень?

– Господин, все наши племена жить здесь… Между две реки – другой берег, проклятый…

– Две реки – это Сенегал и Рамбия?

– Вы так их звать. Мы говорить: между две реки заперты злые духи.

Альфонс быстро набросал записку и отдал ее Мазеа.

– Спешите изо всех сил. – Он повернулся к негру: – В этой волшебной бумаге жизнь многих-многих негров. Если вы не поспешите в Тамарагду, огонь начнет падать на вас с неба. Ты знаешь, что приехало много солдат?

– Я знать это, господин, и спешить.

– Где мы можем перейти через Сенегал?

– Идти выше до заката солнца, будет узкое место – можно перекинуть ствол большого дерева…

Мазеа взял письмо и – равнодушный и молчаливый, как всегда – последовал за негром. Больше вопросов он не задавал.