Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
— А ваша подпись стоит на заключении приемной комиссии?
— Да, конечно, — с гордостью подтвердил Ночной колпак.
— В таком случае, может быть, вы вспомните этого ученика?
Месье Боннэ взглянул на обложку и прочитал имя на бумажном прямоугольнике, вложенном в пластиковый кармашек. Он раскрыл папку, несколько секунд смотрел на фотографию, потом быстро пролистал страницы досье. Его нижняя челюсть и уголки губ опустились, словно бы земное притяжение вдруг сделалось сильнее именно в той точке пространства, где он находился.
— Да, я… конечно, я помню этого ученика. Я его запомнил, потому что он все время опаздывает и потом приходит ко мне
Не глядя на Одри, он взял со стола очки и надел их. Да, мадам Мийе абсолютно права. Он не верит своим глазам. В досье действительно не хватает страниц. Хуже того — не хватает страниц в одном из его досье!
— А вы не знаете, где я могу найти… полную информацию касательно Бастиана Моро?
Ночной колпак взглянул на Одри так, словно только что заметил ее присутствие.
— Э-ээ?.. полную, говорите? Гм… Я вам помогу, конечно! Не волнуйтесь, все в порядке. Что именно вы хотите знать?
— Ну, прежде всего, кто его поручители, если они были.
— Но… что значит?.. Конечно же, они были!
— Я в этом не сомневаюсь, но они нигде не упомянуты.
Месье Боннэ наморщил нос.
— Да, понимаю… понимаю. Да, это неправильно. Но, само собой, у него были поручители, как и у всех остальных.
— Насколько я понимаю, — продолжала Одри, — он поступил сюда не потому, что окончил начальную школу с оценкой «отлично» по всем предметам?
У месье Боннэ был такой вид, словно его застигли на месте преступления.
— Он ведь не получает стипендию? — задала Одри очередной вопрос.
— Нет… нет-нет, не получает.
Но в голосе НК отнюдь не слышалось прежней уверенности, а во взгляде читалась тревога. Одри решила, что пора положить конец его мучениям.
— И последний вопрос, месье Боннэ.
— Да?
— Сколько подписей должно быть на приказе о зачислении?
— Н-ну… — снова шорох страниц, — это зависит от обстоятельств…
— Но по правилам, — настаивала Одри, — должно быть четыре подписи членов приемной комиссии?
— Э-ээ… ну да, по правилам… однако бывают разные обстоятельства.
Последние слова он произнес более твердо, явно давая понять, что разговор окончен. Ничего, подумала Одри, прощаясь, если ей понадобятся ответы, теперь она знает, где их найти. И у нее для этого есть больше возможностей, чем у кого бы то ни было в лицее.
Она уже собиралась выйти, когда НК поинтересовался:
— Скажите, мадам Мийе… а что, у вас проблемы с этим учеником?
Она обернулась.
— Нет, месье Боннэ, никаких проблем. Просто несколько вопросов.
И вышла, напоследок оставив Ночному колпаку, и без того пребывавшему в полном замешательстве, еще одну загадку в дополнение к прочим: почему вдруг лицо мадам Мийе каждый раз при упоминании имени ее ученика словно озарялось изнутри каким-то необычным светом?
Глава 8
«…особенность творческой биографии Николя Ле Гаррека заключается в том, что успех пришел к нему после написания романов более легкого жанра, чем его первые произведения. Бесспорно, „Квинтет красок“ обладает всеми художественными достоинствами и представляет собой увлекательную и в то же время честную прозу. Но два первых романа, „Солнце в подвале“ и „Неслышный крик“, опубликованные Ле Гарреком еще в молодости и подписанные псевдонимом, сейчас привлекают большее внимание и вызывают большее восхищение. Герой одного из них — мальчик, живущий в несколько странной
Бертеги в задумчивости откинулся на спинку автомобильного сиденья. Он припарковался возле дижонского морга, куда доставили тело Одиль Ле Гаррек для вскрытия. Он уже несколько раз перечитал текст, скачанный из Интернета вместе с другой информацией о творчестве Николя Ле Гаррека. Но именно эти несколько строк привлекли особое внимание комиссара — они как будто пунктиром пересекали все остальное, вызывая смутное, но неотвязное ощущение чего-то подозрительного. Они служили отголоском других слов, например сообщения Клемана о том, что телефонные провода были перерезаны позади дома, у входа в подвал. («Мальчик, живущий в несколько странной семье, который испытывает страх и любопытство перед какой-то тайной, скрывающейся в подвале дома…», «Подросток, который мало-помалу превращается в жестокого убийцу…»)Или слов издателя, с которым Бертеги связался, чтобы узнать телефон Ле Гаррека, — тот, явно взволнованный, произнес, едва не плача: «Это ужасно! Как подумаю о том, что Николя предстоит ехать в Лавилль, где он не был уже столько лет!..» И наконец, разговор с самим Ле Гарреком…
— Где она сейчас? — спросил писатель, когда Бертеги по телефону сообщил ему о том, что случилось с его матерью.
— В морге.
— Я хочу ее увидеть.
— Видите ли… она еще не совсем готова. Вам нужно будет ее опознать, но, вероятно, это…
— Я хочу увидеть ее немедленно, — перебил Ле Гаррек. — Неважно, как она выглядит… мне все равно.
Такая настойчивость удивила Бертеги, и он согласился, по большей части из любопытства.
Сейчас он сидел в машине возле морга, ожидая писателя и обдумывая все детали, которые стали ему известны в последнее время. Комиссар старался не слишком давать волю интуиции и полагаться только на факты. Глядя на пейзаж за окном машины, он машинально отметил, что Дижон — красивый город, в некоторых отношениях похожий на Лавилль, только больше по размерам и лучше освещенный. И конечно, здесь нет тумана.
У входа в морг появилась мужская фигура. Бертеги прищурился. Человек был одет в просторную кожаную куртку, джинсы и тяжелые походные ботинки. Черные волосы, спортивная осанка, темные «пилотские» очки.
Бертеги вышел из машины, пересек улицу.
— Месье Ле Гаррек?
Человек обернулся на голос.
— Я комиссар Бертеги. Это я вам звонил.
Ле Гаррек протянул ему руку, но очки не снял. Бертеги мог видеть его глаза сквозь затемненные стекла, но не мог разобрать выражение. Это его слегка раздосадовало.