Проклятый Отбор
Шрифт:
— Объяснись, — спокойно попросил дядя.
Вместо ответа я направилась к дубовому буфету, в одном из ящиков которого наша служанка складывала старые газеты — вдруг Бертрану Ривердейлу придет в голову их перечитать. Отыскала вчерашнюю, после чего, вернувшись к столу, молча раздвинула чашки, отставив в сторону масленку и молочник с изящным носиком.
— Вот, — сказала ему, разложив газету на белоснежной скатерти, — погляди! Король Хакан из Трирейна надумал жениться, поэтому на Отбор пригласили дочерей всех знатных родов королевства.
Заметку украшал черно-белый
Со страницы газеты на меня строгими темными глазами смотрел молодой черноволосый мужчина. Довольно привлекательный, что уж тут душой кривить! У него было умное лицо с упрямым подбородком и тренированное тело. К тому же этот человек явно привык повелевать. Инпринт был сделан в момент, когда Хакан Ассалин отдавал приказания — стоял вполоборота, с вытянутой королевской дланью, и ему почтительно внимали его подданные.
Типичный мужчина Трирейна, подумала я, разглядывая красивое волевое лицо молодого короля, не находя в нем никаких изъянов. Один из тех, кто принимает решения и никогда не сомневается в их правильности, даже если они в корне неверны.
Такой же, как и граф Легер, уничтоживший мою мать восемнадцать лет назад.
Но теперь, с меткого Королевского Отбора — о нет, меня вовсе не интересовало участие в этом мероприятии! — у меня появилась возможность доказать своему отцу, насколько сильно он заблуждался. Показать всю глубину его ошибки — такую же огромную, как и пропасть, в которой оборвалась жизнь моей бедной мамы.
Потому что на моей коже сияло вещественное доказательство нашего родства. Такое, что и не оспорить, даже если Расмус Легер упрется рогом в землю, — метка Королевского Отбора с гербом его рода.
— Я пока еще не жалуюсь на плохое зрение, — тем временем нахмурился дядя. — И память меня до сих пор не подводила. Эйвери, что происходит?
— Мне пришло приглашение на Королевский Отбор в Трирейн, — сказала ему. — Меня призвали, как одну из Легеров. Вот, посмотри!
Обнажила плечо, а затем еще и воссоздала иллюзию магической метки в воздухе, увеличив ее до такой степени, чтобы и дядя смог «полюбоваться» гербами Ассалинов и Легеров.
— Похоже, те, кто рассылал эти метки, воспользовались каким-то древним знанием. Скорее всего, магия крови или магия рода… То, что лежит за пределами моего понимания, — призналась ему. — Зато она подтверждает мое родство с Легерами.
Подойдя, дядя сосредоточенно склонил голову. После чего, протянув руку, коснулся прохладными пальцами метки. Закрыл глаза, погружаясь в магические потоки, и я почувствовала, как вокруг него закрутились невидимые для обычного глаза вихри.
Бертран Ривердейл был очень сильным Светлым магом. Наверное, одним из сильнейших в Срединноморье, но и он вскоре констатировал, что столкнулся с подобным в первый раз.
Тонкая работа, заявил мне. Можно сказать, ювелирная.
— Тот, кто рассылал эти метки,
— Сестры Трехликой Богини, не так ли?
Дядя кивнул.
— Ювелиров от магии среди церковников довольно мало. Я бы сказал, что до этого времени мне такие не попадались. Куда больше это похоже на неизвестное нам заклинание, которое они старательно оберегали в стенах своих монастырей еще с начала времен, когда Боги, спустившись на землю, даровали людям магию. Впрочем, я могу попробовать ее снять…
Я покачала головой.
— Не надо, — сказала ему. — До этого я собиралась попросить тебя о помощи, но затем передумала.
К тому же я нисколько не была уверена в том, что дяде это под силу. Он, как и я, никогда не сталкивался с подобным до сегодняшнего дня.
— Но почему?!
— Потому что я собираюсь туда поехать, — сказала ему спокойно. — Я отправлюсь в Трирейн, на этот проклятый Отбор, но, конечно же, не в качестве одной из невест короля Хакана Ассалина. — Покачала головой. — О нет, дядя! Я поеду туда только для того, чтобы взглянуть в глаза Расмусу Легеру. Хочу увидеть его лицо, когда покажу ему эту метку. Вернее, когда он поймет, что я все-таки его дочь и что он ошибся, обвинив маму в измене.
Дядя смотрел на меня, размышляя. Наверное, думал о том же, что и я.
Например, что эта самая метка ставила точку в спорном вопросе моего отцовства. Пусть я не сомневалась в том, что Расмус Легер мой отец, но в своем последнем письме Анна Ривердейл упоминала о каких-то фальшивых доказательствах против нее, которые заставили ее мужа принять столь ужасное решение.
— Ты уверена? — наконец, спросил дядя. Выглядел он порядком встревоженным. — Ты ведь знаешь, Эйвери, я не смогу тебя сопровождать. Путь в Трирейн мне закрыт.
Кивнула, потому что была уверена. Внезапно подумала, что это будет первое мое самостоятельное путешествие.
— Но ты не должен за меня беспокоиться, это не займет много времени. Я сейчас же отправлюсь в порт и куплю билет на вечерний корабль, а завтра утром уже буду в Коррине. Там я поговорю с Легером — вернее, посмотрю тому в глаза, — затем попрошу кого-нибудь на Отборе погасить мою метку и отправлюсь домой. — Кому я там нужна, в Трирейне, незаконнорожденная полукровка, среди множества девиц из знатных и благородных родов? — Ты не успеешь и глазом моргнуть, как я вернусь домой, и мы заживем прежней жизнью.
Но мамина честь будет обелена, и, я надеялась, призраки прошлого перестанут навещать слишком часто. Иногда меня мучали кошмары — снились ужасы сиротского приюта, — и я надеялась, что поездка в Трирейн поможет от них избавиться.
К тому же я не собиралась мстить Расмусу Легеру или совершать какие-либо глупости. Всего лишь хотела показать ему метку и мамину записку, которую всегда носила в медальоне на груди. О том, что она любила его больше жизни, а он, несправедливо обвинив, эту самую жизнь у нее отнял.