Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество
Шрифт:
– Молчи, нынче ты мой пленник. Этой ночью я в постели начальствовать буду.
Лаская умиленным взглядом обнаженное тело любимого, Еленка стала подбирать подол своего роскошного платья.
При виде точеных ног и поросшего светло-русым, пушистым волосом срама Княжич было потянулся ей навстречу, однако красавица опередила. Повелительно сверкнув колдовскими очами, она уселась на Ваньку верхом, отыскала своей пылающей пещеркой мужскую твердь, со сладким стоном вобрала ее в себя и предалась любовной скачке. На вершине грешного блаженства отчаянная сумасбродка рванула шелк на груди так, что жемчуг
Когда, жалобно вскрикнув, прекрасная наездница упала Княжичу на грудь, он восторженно изрек:
– А ты не только в бою, но и в любви лихая.
Еленка вздрогнула, приподняла свою прекрасную головку и смущенно вымолвила:
– Ты только плохо не подумай обо мне. Просто закрутила меня жизнь, как осенняя буря лист опавший. Разве я сама могла подумать, хотя бы месяц назад, что буду убивать, мужиков к себе в постель затаскивать.
Почуяв две упавшие ему на шею горючие слезинки, Иван уложил Еленку рядом. Целуя ее в маленькое ушко, он нежно прошептал:
– Я не мужик, я казак. Меня в любви только лихостью и можно покорить.
На утренней заре княгиня с есаулом наконец-то утолили свою любовную жажду. Тесно прижавшись друг к другу, они затихли, но сон не шел, и Княжич вновь вернулся к своим прежним размышлениям. «А ведь к прежней жизни-то, пожалуй, нет возврата. После эдакой войны с поляками и Елениной любви мне угон коней ногайских да пьяные куражи в кругу продажных девок вряд ли в радость будут. Прикоснувшись к великому с прекрасным, трудно к убогому вернуться. Нет, вернуться-то, конечно, можно, только бой с гусарами, погибель Сашки и Еленкина нежность навсегда останутся в моей душе, как в ее это белое платье, и не дадут покоя. Видно, впрямь придется ехать на Москву, да там пытаться счастье отыскать».
Словно читая его мысли, литвинка встрепенулась, тревожно вопросив:
– О чем задумался, Ванечка? Опасаешься, что не послушает тебя Кольцо и придется между службою и дружбой выбирать?
– Да нет, в Иване я уверен. Он, скорее, сам на казнь пойдет, чем допустит, чтоб за его грехи чужая кровь лилась. Меня другое заботит. Как дальше жить? Коли стану приказы воеводы исполнять, сразу же найдутся умники, которые начнут блажить – Княжич Дон боярам продал, – с грустью вымолвил Иван и тут же озлобленно добавил: – Языком молоть легко, он без костей, а попробовали б сами супротив гусар устоять.
– Да неужто вы с гусарами сражались? – почти испуганно воскликнула Еленка.
– Кабы только с ними. Когда нас дворяне бросили, пришлось одним полком от всего шляхетского войска отбиваться. Если б друг мой Сашка вражеские пушки не взорвал, собой пожертвовав, я б сейчас не на перине, а в земле сырой лежал.
Литвинка снова вздрогнула, и есаул умолк, решив, что напугал ее. Чтоб успокоить свою красавицу, он с ревнивою насмешкой вопросил:
– А ты чего так всполошилась, как только о гусарах речь зашла. Влюблена, наверное, была в кого-то из архангелов?
– Кроме, как тебя, разбойника, я еще никого не любила, а вот в меня и гусары влюблялись, даже на саблях рубились за то, кому с княгиней Волович танцевать, – не
– Как же ты в живых осталась? – растерянно поинтересовался Ванька.
– Не для того травили, чтобы померла, а для другого. Видать, почуяли, что просто так я им в руки не дамся.
– И неужто никто не заступился? Хотя бы тот же гусар, – искренне возмутился Княжич.
– Ну, не мне его судить. Тут, как говорится, вольному – воля. Вот ты не побоялся в одиночку на татарский чамбул 6 напасть, за то и получил мое тело с душой в придачу, а страх полковника, видать, любви сильнее оказался.
– И что потом?
– Потом вот это, – Еленка указала на свой шрам. – А немного позже Гжегож с Ярославом и другие друзья отца да слуги подоспели. Меня спасли, но сами все погибли. Так что князь Замойский мудро поступил, покойникам любовь не надобна, – в голосе красавицы звучала уже не гордость, а душевный надрыв и злая насмешка. – А еще погоня за нами была, бой был на нашем хуторе. Я тогда впервые человека убила, кстати, тоже казака, только малоросского. А остальное тебе уже известно. Вот такие мои тайны, Ванечка.
6
Чамбул – небольшой отряд татарской конницы.
Закончив свой невеселый рассказ, княгиня поднялась с постели и направилась к столу.
Вернулась она с двумя кубками вина. Подавая один из них Княжичу, дочь отважного полковника предложила:
– Давай-ка выпьем за упокой души литовских шляхтичей да Сашки – друга твоего. Получается, меня он тоже спас, когда тебя от смерти уберег.
Лихо, не хуже казака осушив свою чарку, Елена неожиданно спросила:
– А может, прав Кольцо, не надо было казакам на службу к русскому царю идти?
Как ни странно, но ее вопрос не озадачил есаула. Укоризненно качая головой, он с досадою ответил:
– Ну вот, и ты туда же. Да как вы не поймете, что дело не в царе, а в том, что мы тоже люди православные. Знаешь хоть, как Сашку звали? Ярославец. У нас чуть ни треть станичников имеет имена по названию земель, из которых прибыли. И все это земли русские. Так что не за государя Грозного, а за веру и отечество сложили головы пять сотен самых лучших Дона вольного сынов.
Закинув руки за голову и мечтательно глядя в полотняный потолок, Иван продолжил:
– Мы ведь русские – народ особый. Не рассудком здравым, а порывами души живем мятежной. Хорошо сие иль плохо – сам не знаю, но иначе не умеем, потому как волю вольную и веру в лучшее гораздо больше нынешней, убогой жизни ценим.
– А мне иное слышать доводилось, – возразила Еленка. – Отец рассказывал, что на Москве не то что холопы, а и самые первейшие бояре в бесправье полном пребывают. Будто бы казнит их Грозный-царь за малейшую провинность или вовсе из прихоти. О какой же воле речь при столь неправедных порядках?