Проклятый род. Часть III. На путях смерти.
Шрифт:
– Ну да, ну да. И сдавала. Хочу, и сдаю комнаты. Мало в Москве меблированных комнат!.. Как вы сказали фамилию? Нет. Такого не знаю. Впрочем, спросите прислугу.
– Я бы просил вас не звонить. Я сам позвоню, когда надо будет.
Стояла перед тем, часто мигая:
– То есть как это?
– Да уж так-с.
И звякнули шпоры.
– ...ах, и шифоньерку! Валя, они мою шифоньерку открыли... Да как вам не стыдно. Ведь там мои письма... Валя! Валя!
И побежала в ту комнату.
– Отстаньте! Не убегу я от вас. Выходы охраняйте, а за мной не
– Позвольте, mademoiselle...
– Не позволю! Валя! Валя же! О, курица! Валечка, милая! Да иди же ты... Одной мне с ним не сладить...
Бегала по дому. Завидев беспорядок, топотала; частую дробь выбивали каблуки.
– Прочь! Прочь! И как вам не стыдно. А еще военный. Слушайте! Вот что. Кто из вас здесь главный?
– Можете ко мне обратиться, mademoiselle
– Mademoiselle - тоже... А весь дом перерыли... Что я? Бомбист что ли?.. Но вот что... если вы главный, отпустите вы нас. Мы с Валей в гостиницу переедем. Ей-Богу адрес вам дадим. Хоть сами провожайте.
Усмехнулся. Отказал.
– Валя! Валя! Да это испанские разбойники... Валя! Иди же сюда... Что? Допрос? Какой допрос? Почему допрос? И куда вы задевали мою прислугу? Валя, они и Тору арестовали... Вы, может быть, повесили мою Тору? Признавайтесь, милостивый государь... Или как вас по чину...
– Успокойтесь, mademoiselle. Но показания... Я должен.
Бегала по комнатам. Тот за ней.
– Извините, я должен буду прибегнуть...
Увидела Ирочка на стене телефон.
– Стойте. Позвоните вы к губернатору. Пусть он разрешит мне с Валей в гостиницу... Что? И этого не можете? Стойте, стойте! Придумала! Я сама позвоню. Да не бойтесь, я не к губернатору. Надеюсь, могу я в своем доме поговорить по телефону? Ах, милостивый государь... а еще военный.
– Против телефона ничего не имею. Но скажите номер. Я сам соединю.
– Вот за это спасибо. Терпеть не могу разговаривать со станцией. Ах, если б вы знали, как мне хочется, чтоб этот подлец оказался дома. Он со вчерашнего дня в Москве. Я знаю, знаю. Номер? Да я вам уж сказала: Большая Московская! Большая Московская! Господи, пусть бы он дома... Как? Уж соединили? Вот спасибо. Может быть, вы сами и вызовете... Ну, пожалуйста. Корнута Яковлевича. Да, да, просто спросите Корнута Яковлевича... Ну, так, так... Что? Дома? Дома? Милый, как я рада! Как я рада! Само небо надоумило. Валя! Валя, беги сюда! Ах, милый офицер, да что же вы не говорите? Вы же не позвали Корнута Яковлевича к телефону...
Кричала в трубку:
– Да, да... Корнута Яковлевича к телефону... Кто? Да я же, племянница его, Ирина Макаровна... по важному делу... по такому важному, что важнее не бывает... В столовой он? Тем лучше. Близко. Скорей! Скорей! Племянница... Ирина... Да Ирина же, Макаровна.
Жандармский ротмистр слушал и, помня инструкцию, не прерывал нити слов Ирочки.
– Вы позволите закурить?
И щелкнули шпоры.
– Ах, дядя, это вы? Милый Корнут Яковлевич... милый дядя Корнут... беда. Мой дом оцепили, прислугу повесили, меня не выпускают...
– Mademoiselle,
– Хорошо, хорошо!.. Дядя! Что же это такое? Полиция, жандармы весь дом вверх дном... И чего вы смотрите, дядя? У вашей племянницы... да, да, скорей, как можно скорей... Так приедете?.. О, как я рада! Да, в Мертвом. Скорей, скорей. Скорей дядя, а то они и меня повесят, разбойники...
– Mademoiselle! Повесьте трубку.
– Пожалуйста, monsieur. Вот вам трубка... Ваше превосходительство, разрешите на рояле поиграть. Вам же веселее. Ну, пять минут?.. А эта корзина?
– Здесь бумаги, взятые в вашем доме. То есть часть бумаг. Остальные...
Ирочка ударила по клавишам.
– Последний нонешний денечек...
– Я попросил бы...
Вошла Валя, бледная. Но ищущи были глаза. Увидев жандарма, испугалась. Думала: Ирочка уж одна.
– Валя, милая... Послушайте, неужели вам не нравится моя Валя? Моя прелесть Валя. Но смирно!.. Да! Звонить не приказано. Позвоните, фельдмаршал. Пусть нам шампанского подадут...
А Вале шептала, гремя крышкой рояля:
– Корнут... Сейчас Корнут... О, птичка моя... Допрос? Ради Бога, подождите хоть четверть часа. Ну что вам стоит?
И бегала по комнатам, таща Валю.
На парадной звонок.
Урча, поднимался Корнут Яковлевич.
– Можно? Можно?
– Нет, подождите, прошу.
– Что здесь?
То ворвался Гервариус. Корнут крикнул:
– Назад.
В шубе нараспашку вошел. Корнут Яковлевич теперь всегда в шубе. Мерзнет.
– Что тут такое творится?
В столовой сел на диван, мотнув головой. Гервариус понял и встал около.
– Дядя, вы теперь в засаде. Вас не выпустят. И нотариуса вашего не выпустят. Арестованы.
Гервариус вынул из бокового кармана оплетенную тростником флягу, подал рюмку Корнуту.
– Это что? Это что?
То кричал жандарм.
Смутно по углам поглядев, пососав коньяк, Корнут Яковлевич, горб свой нежа в подушках, сказал:
– Это вы зачем же сюда? А?
Когда подступил к нему жандарм, крича свои слова, Корнут распахнул сюртук и пальцем показал на таящийся в темноте знак.
– Мало? Мало?
И из кармана сюртука вынул бумажник. Какие-то бумаги выкинул на стол.
– Ну?
Это уж к Гервариусу.
– Еще рюмку. Что? Кто не пьет? Еще рюмку!
– Вы старшему скажите, дядя, старшему. Что за безобразие...
– Пойдемте туда. Эй, проводи!
И Гервариус повел Корнута.
– Ну, а здесь никто нас не слышит?
– Никто, Корнут Яковлич.
– Не вас спрашивают.
– О, нет. Никто.
– То-то. Что это за безобразие. У родной моей племянницы обыск! А? Это что такое? А? Способствует это тем предначертаниям правительства, кои я неустанно... да, да. Способствует? Способствует? Нужно обыск - делайте обыск. Но меня спросите, черти, меня спросите, когда задумаете у родственников... Да я вас сейчас... Или вы не понимаете, что мои родственники мою фамилию носят. А? Не понимаете? Так что же вы понимаете; черт вас возьми?