Проклятый род

Сапфир / Громов Юджин / Андрей

— Папа… — На вышку поднялась дочка Георга и сняла шапку. Георг привычно поморщился — не от отвращения, а от невозможности изменить или возвернуть время вспять — когда-то кудлатую голова дочурки теперь покрывали уродливые ожоги — безволосая, блестящая от давно заживших шрамов плоть. Тело заживает быстрее, чем-то, что внутри, шрамы на душе иной раз кровоточат даже через много лет. Это Георг помнил всегда — особенно сейчас, когда отдавал Лену на откуп озверевшим самцам. Из любого опыта надо уметь извлекать уроки — и даже из того, что случилось с его малюткой. Люси скомкала шапку

и уставилась на отца. Георг видел, как в свете дальних факелов блестят белки ее глаз. — Что делаешь, пап?

— Да ничего. — Георг улыбнулся дочке и показал ей рукой чтобы та села рядом, что она и сделала. — Скажи мне честно, Люси. Ты жалеешь, что мы украли Лену? И о том, что я приказал с ней сделать?

Люси задумалась. Даже в темноте было заметно, что взгляд ее стал холодным и злобным.

— А те люди, что кинули меня в костер — жалеют о случившемся? Жалеют ли они, что сделали меня урод до конца моей жизни?

— Нет…- вздохнул Георг, и приобнял дочь за узкие плечи. — Когда я их убивал, они сожалели. Ты же у меня не глупая, и знаешь, что это было только проявлением страха — от истинных чувств там мало что осталось. Страх всех людей превращает в зверей.

— Так же и я, — губы Люси скривились в недоброй усмешке. — не сожалею, что мы украли Лену, и даже о том, что ты приказал с ней сделать. Во всем этом виновен лишь один человек — Влад. Он должен был заплатить. Все в этом мире платят — чем он лучше? Он убил наших людей, а мы проявили милосердие и забрали только одного. От ее страданий хоть будет толк.

— Ты же понимаешь… — Георг пытливо взглянул на дочку, ища на ее лице признаки испуга, но, не найдя их, с удовлетворением продолжил. — Он непременно будет пытаться на нас выйти. По нему это сразу видно. Он кого-то потерял — и это не впервые — и теперь его тащит вперед жажда мести. Он придет за нами — рано или поздно, но явится.

— Пусть приходит, — Люси сжала руку с шапкой в кулак и поднесла к лицу отца, — Мы встретим его так, как он этого заслуживает и убьем!

— Да… Вырастил же я маньячку, — засмеялся Георг, и сильнее прижал ее к себе. — Мы всегда будем вместе… Помни об этом.

— Да, пап, — Люси — такая хрупкая, но жесткая, как кусочек льда — ее непримиримость поражала даже самого Георга — обняла его. Только с отцом девчонка позволяла себе раскрыться — и Георг уважал и ценил это.

— Ге-ор-г…п-ш-ш… Ответь!

Из рации, лежащей поодаль раздался треск — его звали. Голос казался очень взволнованным. Георг скривился, взял рацию и нажал на кнопку приема. Он знал, кто выходит на связь. Два новичка. Одного звали Жак — у него были проблемы с зубами, да и помыться бы ему следовало — но разумом не обделен, все ловит на лету, второй, Саша, туповат — что на вид, что на деле. Но, если они, как сказали, беспрекословно выполнят поставленную задачу, то на что-то и сгодятся. Именно им он отдал Лену.

— На связи. Новички, вы где? Мы уже собираемся уезжать.

— Мы бы рады приехать… — взволнованно сообщил Жак. — Но, за нами кто-то гонится. Монстр какой-то. Уже целых тридцать минут пытаемся его отбросить. Но не получается.

— Можете ехать до нас? Я организую отряд — вас встретят,

а его убьют.

— Хорошо, босс. Буде…

— Он сзади! — сквозь треск и возню послышался голос Саши, — Что за скорость?! Что нам делать?

— Я открою окно и буду стр…

Теперь Георг слышали лишь помехи и какой-то непонятный шум…

— О, боже!!! — Теперь на связи был Саша, верещащий как девка. — Это человек!!! Он разбил стекло и утащил Жака! Через окно — как соломенную куклу! Босс! Что мне делать?

Георг глянул на дочь. Ее лицо отражало то, что он в этот момент чувствовал — непонимание, изумление… страх?

«Человек?» — в висок, дёрнувшейся подсыпающей вязкой мигренью, стучали Сашины слова.

— Это скорее всего новообратившийся. Езжай быстрее, мы тебя ждем! Посылаю тебе навстречу машину! В каком ты направлении, если смотреть с вышки?

— На северо-западе.

Георг встал: у самого подножья вышки кучковался отряд. К железным ногам башенки прислонился Паша, один из сильнейших его бойцов, даром что внешний вид оставлял желать лучшего — зато запоминающийся: криво обкромсанная борода, плешивый, а на зияющей лысине татуировка дракона. Даже нос подкачал — или наоборот завершал нелепое зрелище своей кривизной. Паша был облачен в изрядно потрёпанную зеленую камуфляжную униформу.

— Паша! Надо нашего подобрать и от монстра защитить. Выступай со своими на северо-запад. На машине, да побыстрее.

— Окей, вас понял, босс! — раздался голос наемника внизу. — Вставайте мужики. Работка есть. Сами слышали.

— К тебе едут.

— Быстрее… Он позади меня…- испуганно пробубнил Саша сквозь надсадный треск рации.

— Просто катись вперед.

Георг запихал рацию в карман и, почесывая свою ухоженную бороду, задумался. «Человек?»

Это не давало ему понять, что там произошло. Когда люди обращаются, они теряют человеческий облик. Может, Жак ошибся — со страху, да впотьмах? А может, нет?

— Иди в здание с ранеными — да не высовывайся, пока не поймем, что тут происходит. — сказал Георг своей дочери.

— Хорошо.

Люси ловко спустилась по лестнице и исчезла в одном из четырех зданий.

Георг вновь взял рацию — из другого кармана. Нажал на кнопку приема. Хреновы приборы — и зачем им быть такими объемными?

— Степа. Слушай, собери-ка людей. Каждый должен быть готов к бою.

— Зачем? — послышался сонный голос мужчины. — Георг, дай нам поспать, весь день с мужиками в дозоре были.

— Ты плохо меня услышал? — Георг постарался убрать из голоса любые намеки на волнение. Сталь — жесткая, режущая слух. — Или я как-то непонятно сказал?

— Т-ц. — Степа явно встряхнулся. — Ладно. К чему готовиться?

— Да чувство у меня плохое какое-то. На новеньких монстр напал. Сильный, зараза. Жирного утащил, вытащил его из машины на ходу.

— Ого! Ни хуя! Силен и быстр, бестия! Ладно. Мы уже одеваемся, ты к нам?

— Да. Сейчас спущусь.

Георг подошел к лестнице, и потихоньку начал спускаться. Не любил он высоту, но звезды манили — всегда. И с вышки можно насладиться их красотой — и тишиной, подальше от людского говора, дыма и вони.