Проклятый

Мистунина Анна Владимировна

Оставшихся до появления всадников минут хватило, чтобы увести лошадей глубже в негустой лесок. Калхар обхватил их морды, закутав плащом и крепко прижав к себе. Кар тенью скользнул обратно. Шум проезжавшего войска теперь слышался совсем рядом, за полосой колючих кустов на склоне холма. Царапая руки, Кар тихонько раздвинул ветки. Темная река из коней и всадников заполнила долину. Казалось, ей не будет конца. Потом потянулась пехота – ровным шагом, шеренга за шеренгой, без песен и разговоров, лишь изредка резкий металлический удар или чей-то кашель нарушали жуткий ритм. Полулежа в траве, Кар с тоской смотрел, как имперские полки шествовали из Тосса туда, где стояло лагерем молодое

войско аггаров. И только проводив глазами последние ряды, вернулся к мрачному как ночь Калхару.

– Много, – Калхар не спрашивал, он знал ответ.

– Да, – сказал Кар. – Вернемся?

– Чанрет сказал ехать в Тосс.

Кар пожал плечами, но спорить не стал. Чанрет предусмотрел это… наверное. Да и проку от двух припозднившихся воинов аггарам не будет. Лучше быстро выполнить поручение, и тогда уж возвращаться – к этой ли битве, к следующей. Их много еще впереди.

После краткого сна поехали дальше. Теперь Калхар избегал открытых мест. Глядя в его прямую спину, Кар знал, о чем тот думает, и сам гадал каждый миг, началось ли позади сражение, кто из друзей успел расстаться с жизнью, а кому еще предстоит умереть прежде, чем опять сядет солнце. И благодарил Бога, что Аррэтан прошлым утром ушла с женщинами на восток. И там небезопасно, да, но лучше уж там, чем посреди сражения.

Ушел на восток и Дингхор. Частью ввиду слабого здоровья, частью – уступая настояниям дочери. Главной же причиной, как подозревал Кар, было усиление Чанрета. Из всех вождей Дингхор единственный не поддержал его сразу, и теперь, когда Чанрет, встав во главе объединенного войска аггаров, не нуждался ни в чьей поддержке, Дингхору осталось лишь уступить место. Он еще звался вождем, но власть утекала из рук – та власть, которой он уже никогда не передаст Налмаку.

Прощаясь, Кар с трудом заставил себя поднять глаза. Он ждал упрека, или, хуже, презрения. Но Дингхор непонятно посмотрел – и обнял его, не обращая внимания на удивленные взгляды.

– Иди с Богом, мальчик, – сказал он. – Береги себя.

– И ты, – выдохнул Кар, – Дингхор… Прости меня!

– Прощаю, – ответил вождь серьезно. – За все, что было и будет. Скачи, мальчик. Следуй за своей судьбой.

И, развернувшись, хромающей походкой вернулся в свою хижину. Калхару вождь не сказал ни слова.

Аррэтан не вышла проводить Кара, и он, пережив минутную обиду, понял. Девушка сказала достаточно, теперь очередь за ним. Кар должен исполнить данное обещание. Вернуться к ней, и вернуться с победой. Вот только непонятные слова Дингхора занозой проникли в душу, странно перекликаясь с недавним предчувствием. Был в них привкус неотвратимости, а ведь не кто иной, как Дингхор, учил Кара, что каждый сам выбирает себе судьбу.

– Заночуем здесь. Утром будем в Тоссе.

Кар встряхнулся. Погруженный в раздумья, он и не заметил, как почти стемнело. Низкие тучи все так же висели над землей, обещая грозу, но за весь день с неба не упало ни капли. Только воздух становился все тяжелей, да недовольно шумели верхушки деревьев. Тропа, верно служившая весь день, привела к излучине широкой реки. Обрывистый берег круто уходил вниз. Поодаль от тропы возвышались две поросшие лесом скалы. Впадина между ними могла дать защищенное с трех сторон укрытие на ночь – совсем неплохо, в прошлую ночь и такого не было.

– Ниже брод, за ним деревня, – добавил Калхар. – От деревни до города всего час езды, да и дорога там многолюдная. Лучше заночевать здесь.

– Хорошо, – согласился Кар.

Холодный ужин запили водой из родника, что бежал из-под скалы к реке. Вскоре Кар уже лежал, завернувшись в плащ, и слушал ровный шум бегущей воды.

Рядом дышал Калхар. Негромко хрустели травой лошади, порывы ветра изредка доносили собачий лай. Небо Империи застилали тучи. Кар закрыл глаза и принялся вспоминать Аррэтан: ее голос, ее короткие взгляды, когда, будучи невестой Налмака, дочь вождя не могла в открытую даже смотреть на другого. Ее умелые руки, промывавшие раны. Те же руки на его плечах, руки влюбленной, а не целительницы. Ее губы. И тот краткий миг, когда его пальцы ощутили нежность ее кожи под одеждой. О да, он вернется. И тогда ничто уже не остановит его.

Калхар был прав: солнце еще вставало над серой завесой туч, когда впереди выросли массивные башни города. Вскоре показались городские стены. У открытых ворот – пестрая вереница желающих проехать и пройти: груженые подводы, пешие крестьяне и крестьянки с корзинами яиц или масла, конные бродяги и люди, чей род занятий с первого взгляда и не определишь.

Калхар уверенно занял место в очереди, Кар, надвинув капюшон плаща, – рядом. Их одежда не должна была привлечь внимания: неброские темные туники, черные плащи из грубой шерсти, да и лошадям в простой сбруе далеко до лучших коней аггаров. На руках Кара – перчатки, скрывшие темную кожу. Из оружия только мечи в простых неукрашенных ножнах да невидимые под плащами ножи. Бродяги, каких много на дорогах Империи, бездельники, одинаково готовые примкнуть к разбойничьей шайке или наняться в дружину к не слишком разборчивому барону.

Кар беспокоился зря. Вооруженный алебардой стражник едва глянул на двух бедно одетых путников. Взять с них нечего, а связываться – только время потеряешь. Небрежно указав на сборщика пошлин, он через полминуты уже разговаривал с хмурым крестьянином, сидящим на облучке груженой зерном повозки.

Калхар бросил на стол две медные монеты. Сборщик, не глядя, сгреб их в мешок, и ворота остались позади. Копыта мерно зацокали по утрамбованной земле. Кар низко наклонил голову. Он так рвался опять увидеть Империю, сам не зная, зачем, что забыл, как приметна его внешность. Аггарам нет дела до цвета волос, за годы в племени Кар отвык бояться. Теперь же он будто бы очутился голым посреди толпы. Плащ уже не казался сколько-нибудь надежной защитой, еще миг, и со всех сторон полетят проклятия, а потом и камни. Не жреческая ли сутана алеет на углу возле цветочной лавки?

– Гляди, – позвал Калхар.

Кар оглянулся. Дом напротив оказался оружейной лавкой: над дверью висела медная вывеска с изображением перекрещенных мечей, на широком подоконнике были выставлены для обозрения несколько кинжалов и латная перчатка изящной работы. Сквозь распахнутые окна виднелись развешанные по стене мечи и щиты, поодаль возвышался манекен в полном рыцарском облачении. Оружейник, нескладный человек в кожаном фартуке, наклоняясь, брал с полки ножи и подавал их один за другим покупателю. Тот пробовал пальцем острие, недовольно хмурился – широкие темные брови сходились на переносице в одну линию, – затем с размаху кидал нож в деревянную мишень, что стояла у противоположной стены. Что-то говорил, и оружейник с покорным видом протягивал следующий нож.

Из-под фетровой шляпы покупателя выбились пряди черных волос, упали на лицо, смуглое почти до черноты. В черной бороде белели седые пряди.

– Колдун? – вдруг осипшим голосом спросил Кар.

– Скорей, полукровка, вроде тебя, – откликнулся Калхар.

– Но как…

Аггар пожал плечами.

– Я не в первый раз их здесь встречаю. Что ты так удивился?

– Я думал, их всех перебили. Давно, – Кар все не мог отвести глаз от мужчины в лавке.

– Но ты же откуда-то взялся?