Прокурор Брише

Шаветт Эжен

– Если я вам скажу причину, то вы не поверите.

– Все-таки скажите.

– Извольте, из дружбы.

– Неужели?

– Уверяю вас, из искреннего расположения к вам я хочу вас вылечить от одной неприятной болезни.

– Какая же это у меня болезнь?

– Любопытство, мой друг. Да, вы имеете слабость совать свой нос в чужие дела. Сперва вы подглядываете, потом выводите свои заключения, а главное, придумываете небылицы.

– Уверены ли вы, что я придумывал небылицы, мой милый Аннибал?

– О да, уверен, а у вас очень живое воображение. И люди, испытавшие

на себе ваш талант, говорят наконец: «Все, что он рассказывает, есть чистейшая ложь! Но так как он может рассказать свою сказку другим, а те поверят ему, то не лучше ли сейчас же заставить его замолчать».

– Должно быть, вы советовались с вашей дочерью и она-то нашла верное средство заставить меня замолчать.

– Ничуть не бывало. Дочь моя, клянусь вам, не разделяет моей заботы об исцелении вашего недуга.

– Когда вы ушли от меня, я был уверен, что вы пойдете посоветоваться с дочерью.

– Вы были вправе так подумать.

– Так почему теперь вы отказались от вашей первой мысли?

– Отказался, но поневоле… потому что как ни стучал я и ни кричал у двери павильона, где заперлась Аврора, но мне не отворили.

– Заперлась… одна?

При этом вопросе и сопровождавшей его насмешливой улыбке Аннибал понял, что допустил ошибку, и сухо возразил:

– Вот видите, как вы любопытны, граф. У вас опять начался ваш болезненный припадок. – И капитан стал в прежнюю оборонительную позу, говоря: – Положительно надо начать лечение.

Но и тут Лозериль не двинулся и остался на своем месте, стоя за большим игорным столом, отделявшим его от опасного противника.

– Так если вы не видели вашу дочь, дорогой Аннибал, то кто же мог вам посоветовать отправить меня на тот свет?

– Кто? Мой лучший приятель.

– А именно?

– Осторожность, граф. Да, осторожность всегда говорит нам: убей дьявола, пока он тебя не убил, или раздави гадину, пока она тебя не ужалила. С той минуты, как вы увидели портрет, вы стали очень заботиться о нас. Правы вы или нет – я не знаю. Только Аврора может объяснить мне это, и хотя необходимое объяснение я могу получить завтра, но решил сегодня же покончить с вами. Самая большая неприятность, какая может со мной случиться, – так это если я завтра узнаю, что немного поторопился. Конечно, в таком случае я буду в ужасном отчаянии. Я человек прямой, не правда ли?

– Даже слишком прямой.

– Но вместе с тем и осторожный.

– Нет, в этом я с вами не согласен, – возразил Лозериль улыбаясь.

– Как! Если я вам помешаю разболтать весь этот вздор посторонним лицам, разве это не будет большой осторожностью с моей стороны?

– Да, а если кто-нибудь уже будет предупрежден?

– Это невозможно! – вскричал Аннибал.

– Вам так кажется, а может быть, письмо за моей подписью откроет причину, побудившую вас убить меня.

В первую минуту, видя грозящую ему опасность, Аннибал струсил, но тотчас же разразился громким хохотом.

– О! – проговорил он. – Меня не проведете. Я ведь знаю, что, входя в этот дом, вы никак не ожидали увидеть портрет, на котором основываете теперь все свои предположения. С какой стати стали бы вы предупреждать ваших друзей?

Вам и в голову не приходило, что ожидает вас здесь.

– Все это совершенно верно, капитан, но ведь я мог позаботиться о своей безопасности, уже находясь в вашем доме.

– Я вас не понимаю.

– Я объясню; вероятно, вы не забыли, что уходили в сад любоваться природой.

– Да, но я вас запер. Значит, ваш ангел-хранитель сходил с небес, чтобы взять такое важное послание.

– Ну хорошо, положим. Это был мой ангел-хранитель, а все же письмо отослано, в этом вы скоро убедитесь.

– Та-та-та! Рассказывайте эти сказки другим, а не мне, – сказал Аннибал, недоверчиво улыбаясь.

– Вы не верите?

– Конечно нет. И если вы откажетесь драться со мной, то я убью вас, как собаку.

Сказав это, Аннибал сделал шаг вперед и направил шпагу прямо в грудь Лозерилю. Видя, что капитан не обращает внимания ни на какие объяснения, молодой человек вышел из-за стола и подошел к своему противнику.

– Хорошо, – сказал он, – но помните, вы меня принуждаете драться с вами, а мы бы могли сойтись с вами.

Они скрестили свои шпаги. Оба были хорошими бойцами, выученными не в школе фехтования, а встречавшимися с опасностями при частых дуэлях. Молодой и ловкий Лозериль имел перевес над капитаном, к тому же он отличался необыкновенной быстротой движений. У Фукье метод был совсем другой: он не нападал, а защищался, выжидал с необыкновенным хладнокровием какого-нибудь промаха со стороны графа, чтобы тогда нанести ему решительный удар. В самом начале их борьбы, при первом нападении Лозериля, капитан весело вскричал:

– О! Сразу видна испанская школа! Угадал я?

– Да, вы не ошиблись, – отвечал Лозериль, продолжая драться.

– Кажется, этот удар придуман знаменитым Диего?

– Да, он был моим учителем, – ответил молодой человек, думая испугать капитана.

– Славный учитель.

– Вы его знаете?

– Еще бы! Ведь я убил его, – скромно сказал Аннибал, отводя шпагу Лозериля.

Но это сообщение было совершенно лишним для графа, уже давно понявшего, что, несмотря на свою ловкость, он не может равняться с Фукье и должен признать его превосходство. При каждом ударе Аннибал делал шаг вперед, так что, начав у порога, они уже были на середине комнаты и Лозерилю скоро пришлось бы упереться в стену, а между тем ему необходим был простор и он видел, какой подвергается опасности. Вся его быстрота не спасет, если шпага противника не даст возможности двигаться.

«Это глупое животное просто пригвоздит меня к стене», – думал он, неутомимо продолжая борьбу. Учащая свои удары, Лозериль надеялся заставить капитана податься назад. Но тот был точно пригвожден к полу. Увлекшись борьбой и забыв всякую осторожность, граф открылся и едва успел отвести смертельный удар.

«Ну, – подумал он, – как это еще я уцелел. Неужели я буду так глуп и позволю себя убить, когда, можно сказать, держу в руках свое счастье».

Вообще положение Лозериля было ужасно, он уже чувствовал усталость и онемение рук, а капитан был бодр и не чувствовал ни малейшего утомления, как будто только что начал.