Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
Толпа озабоченных, куда-то спешащих и не замечающих друг друга людей поглотила его. Но он поспешил вырваться и свернул в скверик к памятнику Пушкину. Пройдя сквер, Оболенцев перешел к Дому актера, к кафе «Лакомка» и, сокращая путь, пошел проходными дворами мимо как всегда отвратительно пахнувших мусорных баков, мимо завсегдатаев-алкашей, скучившихся у пункта приема стеклотары.
На Немировича-Данченко он через черный ход вошел в прокуратуру Союза. Миновав мраморный зал, Оболенцев вышел к лифту и поднялся на пятый этаж.
Когда двери
В прямоугольной формы приемной за столом со множеством телефонов сидела секретарша. Оболенцев поздоровался с ней и взглянул на настенные часы. Она тоже посмотрела на них и по селектору доложила Надеинову, что Оболенцев прибыл.
– Проси! Пусть войдет! – ответил усталый голос.
Секретарша глазами показала на дверь кабинета, и Оболенцев взялся за ручку двери.
Просторный кабинет заместителя Генерального прокурора СССР был отделан матовым деревом. Справа от входа стоял длинный стол для заседаний. Вдоль стены слева – встроенный шкаф. Между двух окон – приставной столик, возле которого два глубоких кресла. В углу напротив – высокие напольные часы с боем. Рядом с ними – настенный календарь.
Чуть выше среднего роста мужчина с густой седой шевелюрой стоял у окна, заложив руки за спину.
Оболенцев прикрыл за собой входную дверь в кабинет и остановился у входа.
Надеинов еще несколько секунд постоял у окна в задумчивости, затем повернулся и подошел к Оболенцеву. Протянув руку для приветствия, спокойно сказал:
– Здравствуйте, Кирилл Владимирович. Я внимательно изучил представленные вами материалы. Если согласиться с вами, то можно сделать вывод, что при расследовании дела «Океан» отцам города удалось пустить нас по ложному следу.
– Совершенно верно, – обрадовался Оболенцев.
– Лишь этим можно объяснить причину прекращения нами расследования части эпизодов по делу, как выясняется, весьма существенных. Кстати, на каком основании прекратили дело в отношении Юрпалова?
– Вследствие изменения обстановки! – с грустной иронией произнес Оболенцев.
Надеинов жестом пригласил Оболенцева подойти поближе.
– А почему прокурор города молчал? – спросил Надеинов, пристально всматриваясь в лицо собеседника.
– Он трижды отменял постановление о прекращении дела и в итоге был освобожден от занимаемой должности, так сказать, под предлогом истечения срока конституционных полномочий…
– Даже так! – задумчиво произнес Надеинов.
– Прокурор области рекомендовал его на новый срок, – продолжил Оболенцев, – однако горком не согласился. Они, предположительно Борзов, поставили туда своего человека…
– Скорее, не горком, а обком – Липатов! – поправил Надеинов. – И что дальше?
– Ну и, резюмируя сказанное, думаю, отцы города, спрятав концы в воду и на время заморозив активную деятельность, отвели главный удар… Прежде всего от себя…
– Вы всё понимаете? –
– Всё! – жестко ответил Оболенцев.
– Подождите пока в приемной! – предложил Надеинов. – Я хочу вам кое-что показать.
Оболенцев вышел из кабинета.
Надеинов некоторое время стоял у окна и смотрел в сторону Кремля. Из его окна хорошо виднелась звезда Спасской башни. Потом он подошел к столу и поднял трубку телефона, на диске которого был изображен государственный герб.
– Сергей Михайлович? Добрый день. Надеинов говорит, – обратился он к невидимому собеседнику. – Не хотите ли взглянуть на новые поступления?
– Здравствуй, законник, здравствуй! И что, это интересно для ценителя? – спросил интеллигентный голос. – Что за картина?
– Картина называется «Ад»! – пояснил Надеинов.
– Это действительно интересно! – Невидимый собеседник немного помолчал. – Сделаем так: я поеду обедать и по дороге загляну к тебе! Добро? Через двадцать минут!
Оболенцев взволнованно мерил шагами приемную кабинета Надеинова, игнорируя молчаливый вопрос в глазах секретарши, с интересом наблюдавшей за ним. Ведь разговор, по существу, пока так и не был завершен.
Но он ждал недолго. Тихо открылась дверь, и в приемную вышел Надеинов.
– Я по триста семнадцатому, – обратился Надеинов к секретарше. – Если что, вы знаете, где меня искать.
По номеру телефона Оболенцев понял, что они идут в подвал. Там обычно хранились до суда изъятые при обысках вещественные доказательства.
Надеинов жестом пригласил Оболенцева следовать за ним и вышел из приемной. Они направились к лифту, спустились вниз, прошли длинным узким коридором до боковой лестницы, по которой спустились еще на пол-этажа, и оказались в плохо освещенном помещении с голыми стенами перед громадной бронированной дверью.
Дежурный, читавший книжку за столом, когда Надеинов с Оболенцевым вошли в помещение, испуганно вскочил на ноги и поспешил открыть ее. Как только они вошли в сводчатый зал, заполненный скульптурами, иконами, живописными полотнами и множеством коробок, он аккуратно закрыл дверь.
Надеинов, дождавшись, когда дверь за ними прикроется, открыл папку с документами и достал фотографию Майера, снятого на фоне гостиницы «Империал». Возвращая ее Оболенцеву, он спокойно произнес:
– Значит, Майер жив. Свое слово в деле «Океан» он все же сказал.
– Думаю, что это было не последнее его слово, но уже в новом деле, – также спокойно заметил Оболенцев.
– Что вы имеете в виду? – заинтересовался Надеинов.
– Мне кажется, Майер не остановится. Он будет собирать информацию там. Как только узнает, что дело принято к производству, перебросит ее в Союз, – пояснил Оболенцев.
– Это безумие! Он что, не понимает, что все эти его бумажки здесь никакой доказательной силы не имеют? Ведь он может нам все дело погубить! И не только дело… – возмутился Надеинов.