Прокурор идет ва-банк
Шрифт:
Посмотрев на часы, он потянулся и, сняв трубку, по памяти набрал номер телефона.
— Алло, Ната?
Непричесанная солистка варьете сидела в халате перед трельяжем и смазывала кожу питательным кремом. Услышав голос Борзова, она иронично спросила:
— Петр Григорьевич? Чем обязана такому вниманию? Что ж это такое случилось? Вспомнили!
— Брось ломаться. Пообщаться хочется.
— А вот у меня и моего француза совсем другое мнение.
Лежавший на кровати комического вида дядечка снял
— Кес ке се?
Борзов чертыхнулся.
— Обидели бедняжку! — Наталья засмеялась. — Взамен того, что ты хотел, спою я тебе песню из своего нового репертуара: «Что нам жизнь — деньги медные, мы поставим на белое, жребий скажет, кому умирать…»
…Оболенцев сидел и перелистывал протокол допроса Юрпалова, кое-что выписывал на чистый лист бумаги, готовясь к завтрашней встрече с бывшим директором ресторана «Москва». Он уже собирался закончить работу и отправиться к Ольге, когда в кабинет вошел усталый и голодный Ярыгин. Он настолько утомился, что никакие эмоции не отражались на его лице.
Первым делом он выдул полграфина воды прямо из горлышка, а потом заявил:
— У тебя ничего поесть нету?
— Тебе гуся с яблоками или кулебяку с сыром?
— Кулебяка с сыром называется хачапури! — заметил, облизываясь, Ярыгин. — Не разыгрывай сторожа из рассказа Чехова.
Оболенцев тоскливо вздохнул, но затем решительно открыл свой кейс и извлек из него пластиковый пакет с пирожными.
— Одна королева, — вздохнул он, — говорила, когда ей сообщали, что народ ее страны не может купить себе хлеба: «Пусть едят пирожные!»
Ярыгина не надо было дважды упрашивать. Он коршуном тут же налетел на пакет.
— Королеву звали Мария-Антуанетта, и она плохо кончила: ей отрубили голову, — с трудом прошамкал он, не прожевав.
Без зазрения совести он уничтожил весь пакет пирожных и выпил вторую половину графина воды.
— Цвяха можно теперь за яйца повесить, — наконец вспомнил он о делах.
— Свидетеля нашел? — обрадовался Оболенцев, до этого с тоской провожавший взглядом каждое пирожное, исчезающее в глотке друга.
Сладости были куплены им в буфете прокуратуры во время обеда и предназначались для Ольги. Оболенцев первый раз вспомнил, что неплохо бы привезти что-нибудь любимой. Но, видно, не судьба Ольге полакомиться этими пирожными.
— Не только нашел, но и спрятал так, что никто не найдет! — похвастался Ярыгин.
— И ты в том числе? — подковырнул друга Оболенцев.
— И я в том числе, — удивил его Ярыгин. — Но когда будет нужно, я быстренько вспомню… Ты сейчас к Ольге? — спросил он без всякого перехода.
— К Ольге! — подтвердил Оболенцев. — Куда же еще? Только не вздумай меня охранять. Марш в гостиницу и отдыхай.
— Слушаюсь, товарищ командир! — шутливо
Он развернулся и, чеканя шаг, вышел за дверь кабинета, шутливо бросив на прощание:
— Ольге привет! Скажи ей, что завтра куплю для нее пирожных целый килограмм!
Ярыгин, исчезнув из кабинета, не поехал в цирковую гостиницу, а затаился неподалеку от прокуратуры и стал наблюдать.
Буквально через пять минут после его ухода из дверей прокуратуры вышел окрыленный любовью Оболенцев и заторопился на автобусную остановку.
Ярыгин не стал дожидаться, когда друг заметит его. Тормознув машину частника, он потихоньку поехал за автобусом, в который сел Оболенцев.
Убедившись, что никто его товарища не преследует, Ярыгин в конце пути велел водителю обогнать автобус и высадить его возле самого дома Ольги.
Однако и там все было чисто: посторонних не было ни возле дома, ни в подъезде.
Когда Оболенцев вышел из автобуса и направился к дому Ольги, Ярыгин еще раз оглядел все кругом, но никакой опасности не заметил.
Оболенцев скрылся в подъезде Ольгиного дома, а Ярыгин все стоял в укрытии и не мог уйти.
«Загнанный в угол зверь сопротивляется до конца, злобно и беспощадно, — думал он, — тоже за жизнь борется, понять можно. Когда другого выхода нет, то идут на все. Порой друзей и родственников убирают».
И он решил остаться.
На лестнице этажом выше Ольги Ярыгин обнаружил стоявший у окна поломанный стул, на котором он и расположился, незаметно наблюдая за обстановкой возле подъезда.
Скоро совсем стемнело и зажглись тусклые лампочки над подъездами старых трехэтажных домов с облупившейся штукатуркой. Они едва освещали небольшой квадратный дворик со сколоченным из досок покосившимся столом и такими же скособоченными лавками.
Но Ярыгин не разглядывал открытое пространство. Его больше интересовали густые кусты, разросшиеся возле домов.
И когда возле Ольгиного подъезда остановился милицейский «уазик» с мигалкой на крыше, Ярыгин совершенно не удивился.
В тени кустов машина была не очень заметна. Тем не менее Ярыгин увидел три четких силуэта внутри нее и понял, кто это может быть.
В машине, кроме шофера, сидели лейтенант Амбал и сержант Битюг.
— Раньше надо было решать этот вопрос! — злобно произнес лейтенант. — Как только пошли аресты, сразу надо было и действовать. Тогда поостереглись бы являться без спроса.
Лейтенант посмотрел вверх, на окна Ольгиной квартиры, и сказал:
— Пора! Окна темные, значит, свет погасили, в постельку легли…
— И чем они там занимаются? — рассмеялся сержант. — Стало быть, на мне бабенка, а «важняк» на вас?
— Стало быть! — ухмыльнулся лейтенант. Шофер поспешил увильнуть от участия в деле.