Прокурор по вызову
Шрифт:
– А как же быть? – растерялся Хмуренко.
– Нужно искать «Глеба», а потом в результатах поиска – «Евгеньевича».
– Что ж ты раньше не додумалась в Интернете порыться, раз ты такая умная?
– Это Миша у нас умный, но вы сами приказали ничего ему не рассказывать. Между прочим, если помните, я предлагала его подключить, а вы отказались. И как выяснилось – правильно сделали.
– Куда он там встрял? – спросил Хмуренко раздраженно. – В такой момент не хватало еще сопли кому-то подтирать!
– Свидетеля по делу Замятина убили, Миша попался следователю под горячую руку, получил
– Погоди, ему что, этот шизанутый Турецкий по котелку съездил?
– Да. Вернее, Миша пытался сбежать, а он подставил ему подножку, и Миша грохнулся головой об асфальт. Так он, во всяком случае, говорит.
– Раз говорит, – значит жить будет, – уверенно сказал Хмуренко. – Что с Глебом Евгеньевичем?
– По Москве одно предприятие: ООО «Данко», генеральный директор Фурманов Глеб Евгеньевич, основные виды деятельности: экспортные поставки нефти и нефтепродуктов…
– Звони! Я не отключаюсь.
Через минуту Лада доложила:
– Сегодня работают. Ехать к ним или нужна моя помощь к сегодняшнему эфиру?
– Не нужна. Скажи своему знакомому из «Прим-ТВ», чтобы возвращал пять тысяч сдачи за Глеба Евгеньевича.
Инара. Сентябрь 1971
– У вас было время подумать. Вы ничего не хотите добавить или, может быть, изменить в своих показаниях?
Пятый уже допрос… Предыдущие были похожи друг на друга как две капли воды. На этот раз что-то новенькое. То ли следователю надоело задавать одни и те же вопросы и выслушивать одни и те же ответы, то ли обнаружились какие-то новые обстоятельства.
– Нет.
– А зря. – Следователь покрутил в пальцах карандаш, постучал им по столу, по папке с делом, минуту помолчал, пристально глядя на Инару. – Замятин повел себя более благоразумно. Он свои показания изменил – знаете, дружба дружбой, а за содеянное отвечать нужно по всей строгости закона.
Инара смотрела в окно. Лицо следователя было непримечательным, и, кроме того, он постоянно пытался перехватить ее взгляд.
– Мне нечего добавить.
– Значит… – Следователь полистал папку и процитировал из протокола предыдущего допроса: – «Бармин оскорбил вас нецензурной бранью, ударил по лицу, и вы убежали в лес в надежде отыскать другую группу туристов или, может быть, местных жителей, чтобы позвать на помощь». Правильно?
– Да.
– И практически всю драку вы пропустили?
– Да, я вернулась, когда Сергей, то есть Бармин, был уже мертв.
– Но начало драки вы все-таки видели?
– Я уже говорила: да, видела.
– «Бармин начал первым»…
– Да, он слишком много выпил.
Следователь захлопнул папку, обошел стол и уселся на краешек стола перед Инарой.
– Мы допрашивали его родственников и сослуживцев. – Тон его изменился, стал каким-то вкрадчивым или, наоборот, ироничным. – Мы вообще проделали большую работу.
– Я догадываюсь.
– Так вот, его мать и еще старший лейтенант Новоселов, его сослуживец, однозначно утверждают, что Бармин примерно за неделю до смерти говорил, что собирается жениться. – Следователь выдержал эффектную паузу: – Догадываетесь на ком?
Вот вам и новые обстоятельства, усмехнулась про
– Нет.
– Своей будущей супругой он называл вас, Инара Руслановна. Вы это можете как-то объяснить?
Инара пожала плечами с совершенно равнодушным лицом.
– Видимо, у него просто разыгралось воображение.
– То есть вы не встречались?
– Мы учились в одном классе, дружили в школе. Естественно, мы встречались.
– Нет, я имел в виду: ухаживал ли за вами Бармин, делал предложение выйти за него замуж, давали вы ему повод делать такие предложения?
Инара сыграла непонимание и обиду:
– Никаких предложений он мне не делал, а если собирался, то я об этом не знаю.
– А если бы сделал, что бы вы ответили? – хитро прищурившись, справился следователь.
– Какое это имеет значение?
– Может, и никакого. – Он встал со стола и вернулся на свое обычное место: – Но мне интересно.
– Отказала бы.
– Из-за Оласаева?
– Из-за Оласаева.
– А Замятин?
– Что «Замятин»?
– Замятин никаких чувств к вам не испытывал?
Неужели этот кретин исповедовался на допросе? Интересно, что он мог сказать. «Бармин с Оласаевым сохли по Инаре, а она без меня жить не могла, хотя на всякие там ухаживания у меня из-за огромной общественной нагрузки времени совершенно не остается». Так, что ли?
– Я не понимаю, а это какое отношение имеет к смерти Бармина и к следствию? – устало произнесла Инара.
– Может, и никакого, – как бы согласился следователь, – а может, и самое непосредственное. Позвольте уж мне решать. Итак, я спросил о Замятине.
Инара терпеливо объяснила:
– Замятин также мой одноклассник. Возможно, в школе они все по очереди за мной ухаживали, но это были чисто детские увлечения, которые давно прошли. На момент гибели Сергея ничего, кроме обычных приятельских отношений, меня ни с Замятиным, ни с Барминым не связывало.
– Понимаете, Инара, – он в очередной раз сменил тон, теперь уже на задушевно-отеческий, – это преступление во многом отличается от других. Вот, скажем, пьяный водитель сбил пешехода, рецидивист ограбил склад и убил сторожа, хулиганы напились и избили прохожего – все это насильственные преступления. Но расследуемое нами, в отличие от них, требует скрупулезного учета психологии участников. Любовный треугольник – это одно, четырехугольник – совсем другое, просто пара влюбленных без всяких желающих ее разбить – это совсем уже третье. Вот, например, Бармин, который, по его словам, вас любил и даже собирался на вас жениться, а по вашим словам, не давал никакого повода даже заподозрить его в каких-то чувствах. Я, девочка, много видел и влюбленных, и ревнивцев. – Он тяжко вздохнул и окончательно перешел на «ты». – Не верю я, что ты ничего не знала. Женщины всегда такое чувствуют. А если знала, чувствовала, почему не остановила его в самом начале? Раз он любил тебя, значит, послушался бы. И может, все были бы живы. Ты говоришь, испугалась. Предположим, но почему побежала в лес за какими-то незнакомыми людьми? Вас, в конце концов, было трое, даже самого невменяемого могли бы скрутить, связать и сдать в милицию. Могли же?