Промелькнувшие годы
Шрифт:
Варя села в трамвай «А» и поехала на улицу Кирова к Главному почтамту.
Куполообразное здание, похожее на цирк, было уже все во мраке, только в правом крыле светилась комната междугородного телефона. Варя встала в очередь к окошку заказов. Сзади подходили люди — завсегдатаи этого места — и, сказав: «Я за вами! Запомните!», уходили курить или бежали к окошку телеграфа. Послушная Варя, ответив «пожалуйста», запоминала их, и когда они возвращались, она указывала, кто за кем стоит. У самого окошка, оттолкнув Варю, объявился человек в каракулевой фуражке. Размахивая
Наконец разговор с Серпуховом был заказан, но Варю предупредили, что он состоится не раньше, чем через час. И Варя села ждать. Рядом, заняв чуть не половину желтого диванчика, расположилась полная, но статная дама с газетой. У нее были подбриты брови, подведены глаза, и сидела она прямо, молодо, выставив обширную грудь. Читая газету, держала ее небрежно, на отлете, но Варя поняла, что женщине этой уже за сорок лет и что держаться ей так, по-молодому, утомительно: вероятно, и спина устала, и шея, и руки.
Входная дверь часто открывалась, и в комнату забегал мартовский ветер. Дама поежилась и надела пальто песочного цвета, которое лежало на спинке диванчика. Пальто было дорогое, красивое — Варя тайком разглядела его: и материал, и покрой воротника, и пуговицы... Одевшись, дама опять принялась за газету — изящная, чуть надменная. Она напомнила Варе ту белую кошку, которую она погладила на лестнице. Но Варя поняла, что это от зависти,— ей тоже бы хотелось иметь и такое пальто и так картинно держаться...
Заметка в вечерней газете с заголовком «145 свиней в час» привлекла Варю, и она, чуть склонившись, заглянула в газету. Они так минуту читали вместе.
— Пожалуйста! — Дама протянула ей газету.— Я уже прочла...
— Большое спасибо...— Варя вспыхнула: вероятно, неприлично было заглядывать в чужую газету.— Нет, простите, я только так... только так посмотрела...
Но в это время из окошка выкрикнули:
— Харьков! Сазонов! Четвертая будка!
Дама быстро поднялась, сунула газету в руки Варе и, чуть переваливаясь, пошла к будке. Через стекло в будке видны были ее плечи, почти упирающиеся в фанерные стены, и завитые на затылке светлые волосы.
Она говорила долго, шея у нее покраснела. «Как душно ей там!» — подумала Варя. Но вот она повесила трубку, Варя поспешила к будке, чтобы отдать газету (она так и не узнала, что делают с 145 свиньями в час), однако женщина, помедлив, опять взялась за трубку, крикнула: «Костя! Костя!», но ей уже не ответили. Она снова повесила трубку, повернулась и открыла дверь будки.
Варя протянула ей газету, и тотчас опустила ее: лицо женщины было в слезах, на бледных щеках и шее пятнами лежал румянец. Беспамятно она оперлась на плечо Вари.
— Это ужасно!..— проговорила она, никого и ничего не видя.— Это ужасно! Я просто не знаю...
Варя почувствовала ее тяжелое, обмякшее тело.
— Что с вами? Что случилось?
— Проводите меня! — сказала женщина, направляя Варю к выходу.— Я тут, рядом...
Стыдясь
На улице падал снег, было скользко, и Варя сжала локоть спутницы. Они молча прошли полквартала. Женщина остановилась около черных дверей подъезда. Варя поняла, что она живет тут и что надо ее довести до квартиры...
3
В большой, хорошо обставленной комнате находился белобрысый, круглоголовый мужчина с выпуклыми, бесцветными глазами. Он любовно развертывал на столе свертки, раскладывая закуски по тарелкам. Мужчина был без пиджака, чтобы легче двигать руками.
— А-а! Тонечка! — сказал он, не посмотрев на дверь.— А я только что пришел! Угадай, чего я достал!..
Он взглянул на ее заплаканное лицо, увидел какую-то девушку сзади, и хлопотливые, в веснушках, руки его остановились.
— Э-э!.. Что такое?..
Она, не раздеваясь — в пальто и в ботах, подбежала к нему и зарыдала.
— Константин бросил меня! — Снег с ее шляпки сыпался ему на руки. — Сейчас по телефону... Из Харькова... Не приедет!..
Он чуть отстранил ее от себя: жилетка была из светло-сиреневого тонкого материала и, конечно, на ней останутся пятна от слез.
— Ну и пусть! — сказал он неуверенно.— Очень он тебе нужен!
— Ах, не говори! Не говори...— Скрывая мокрое, подурневшее лицо, женщина отошла от него, сняла шляпку, песочное пальто, но не бросила их, а передала Варе.— Стряхните, пожалуйста!.. Там снег...
И, закрыв лицо платком, повалилась на диван.
Белесый мужчина без пиджака и Варя с пальто и шляпкой в руках стояли посредине комнаты друг против друга, не зная, что делать. Он подмигнул Варе В сторону дивана, пожал плечами и улыбнулся. Варя посмотрела на его низкий лоб, на бессмысленные глаза и поняла, что этот человек глуп. Она сейчас находилась, как ей казалось около большого, взрослого горя, около горя настоящей женщины (она все еще видела перед собой ту важную красивую даму, которая читала газету в комнате междугородного телефона), и этот глупый, ненужный человек все как бы портил. Хозяйка будто догадалась об этом.
— Наумов, уходите! — всхлипнула женщина.— Уходите...
— Как уходите? — белесый перестал улыбаться.— Я же пришел... Мы же...
— Нет, нет, Наумов!.. Ну, я прошу.
В голосе женщины была строгость, и белесый пожал плечами — что изображало «как вам угодно». Потом он подошел к столу, посмотрел на разложенные закуски, вздохнул, надел пальто. И вышел.
Варя тоже тронулась за ним. Событие, начавшееся в телефонной будке, вовлекло ее в свой круг, и она сейчас двинулась к двери не потому, что подходило время звонить матери в Серпухов, а потому, что эту плачущую женщину надо было оставить одну. Если она услала этого белесого, то Варе, чужой, тем более следовало уйти.