Пропащий
Шрифт:
– Тогда я принимаюсь копать, – сказала Кэти.
– Что копать?
Она пожала плечами – по-детски, всем телом:
– Не знаю. Прошлое Джули, наверное. Надо понять, кто мог захотеть ее убить.
– Полиция уже этим занималась.
– Они интересовались только твоим братом.
Кэти была права.
– Хорошо, – сказал я, снова ощутив нелепость ситуации.
– Тогда созвонимся сегодня вечером.
«Мисс Холмс» укатила, даже не попрощавшись. Я стоял, погруженный в свое одиночество. Идти никуда не хотелось. Улицы пригорода были пусты, стоянки, наоборот, переполнены. По большей части там располагались различные квазивнедорожники,
Перед нашим домом машин не было. Соболезнующих гостей внутри – тоже. Ничего удивительного… Я окликнул отца, но ответа не услышал. Он находился в подвале – стоял с бритвой в руке среди картонных коробок со старой одеждой. Липкая лента на коробках была разрезана. Услышав мои шаги, отец не обернулся.
– Так много уже упаковано, – тихо сказал он.
В коробках были мамины вещи. Отец нагнулся и достал тонкую серебряную ленту для волос.
– Помнишь это?
Мы обменялись улыбками. Каждый, наверное, рано или поздно проходит через увлечение модой, но у моей матери это было нечто особенное. Она сама устанавливала стили, вернее, сама становилась стилем. Период Лент длился дольше других – месяцев шесть. Она отрастила волосы и носила на голове целую радугу – как туземная принцесса. Без лент ее никто никогда не видел. Когда ленты надоели, настала очередь других увлечений, которым она предавалась с не меньшим пылом. Эпоха Замшевой Бахромы. Фиолетовый Ренессанс. Последний меня мало вдохновлял – впечатление было, что живешь рядом с гигантским баклажаном или фанаткой Джими Хендрикса. Была еще Эра Наездницы с хлыстиками и галифе, хотя знакомство матери с этой сферой деятельности едва ли шло дальше фильма с участием Элизабет Тейлор. Все это, как и многое другое, закончилось с убийством Джули. Солнышко запечатала свои вещи в коробки и задвинула их в самый темный угол подвала.
Отец кинул ленту обратно в ящик.
– Ты ведь знаешь, мы собирались переезжать.
Я не знал.
– Три года назад, – пояснил он. – На Запад, в Скоттсдейл. Поближе к кузине Эстер и Гарольду. Но когда выяснилось, что твоя мать больна, мы это отложили. – Он посмотрел на меня. – Пить хочешь?
– Не очень.
– Как насчет кока-колы? Я бы не отказался.
Отец прошел мимо меня и стал подниматься по ступенькам. Я еще раз посмотрел на ящики с пометками, сделанными маминым почерком. Сверху на полке лежали две теннисные ракетки Кена – одна из них самая первая, которой он играл в три года. Мама сохранила ее на память. Я отвернулся и тоже последовал наверх. Мы прошли на кухню, отец открыл холодильник.
– Ты мне расскажешь, что произошло вчера?
– О чем это ты?
– У вас с сестрой. – Он достал из холодильника двухлитровую бутыль диетической колы. – Что случилось?
– Ничего.
Отец кивнул и открыл шкаф. Достал два бокала и наполнил их льдом из морозильника.
– Твоя мать часто подслушивала твои разговоры с Мелиссой.
– Я знаю.
Он улыбнулся:
– Она не отличалась скромностью. Когда я делал ей замечания, она говорила: «Молчи, это обязанность матери».
– Ты сказал –
– Ну да.
– А как же Кен?
– Наверное, она не хотела знать. – Он налил колу в бокалы. – В последнее время ты что-то много о нем спрашиваешь.
– Это был вполне естественный вопрос.
– Конечно. А после похорон ты спрашивал, считаю ли я, что он жив. А на следующий день вы с Мелиссой спорили о нем. Поэтому я спрашиваю тебя еще раз: что происходит.
Фотография по-прежнему лежала у меня в кармане. Не спрашивайте почему. Этим утром я отсканировал ее и сделал цветные копии, но расстаться с оригиналом так и не смог.
Услышав звонок в дверь, мы оба испуганно вздрогнули и посмотрели друг на друга. Отец пожал плечами. Я сказал, что пойду посмотрю. Сделал глоток из своего стакана, поставил его на стол и побежал открывать. Увидев, кто стоит на пороге, я не поверил своим глазам.
Миссис Миллер, мать Джули.
Она держала перед собой тарелку, завернутую в фольгу. Опустив глаза, как будто приносила жертву на алтарь. На мгновение я растерялся, не зная, что сказать. Миссис Миллер подняла голову, и мы встретились взглядом. Совсем как два дня назад, когда я стоял перед их домом. Боль в ее глазах казалась живой, какой-то наэлектризованной. Наверное, то же самое она чувствовала и во мне.
– Я подумала… – начала она, – то есть я просто…
– Заходите, пожалуйста.
Она попыталась улыбнуться:
– Спасибо.
– Кто там? – На пороге кухни стоял мой отец.
Я попятился, и миссис Миллер показалась в дверях, все еще держа тарелку перед собой, как будто защищаясь. Глаза отца резко расширились, как будто в них что-то взорвалось.
– Какого дьявола вы тут делаете?! – Это был не голос, а свистящий шепот, полный бешенства.
Миссис Миллер опустила голову.
– Папа… – попытался вмешаться я.
Он не обратил на меня внимания.
– Я задал вопрос, Люсиль. Какого черта вам тут понадобилось?
– Папа!
Все было бесполезно. Его глаза превратились в черные блестящие точки.
– Вам нечего тут делать!
– Папа, она пришла предложить…
– Убирайтесь!
– Папа!!!
Миссис Миллер вся съежилась и отпрянула. Она сунула тарелку мне в руки.
– Я лучше пойду, Уилл.
– Нет, – сказал я. – Останьтесь.
– Мне не стоило приходить.
– Разумеется, не стоило, черт побери! – взорвался отец.
Я бросил на него уничтожающий взгляд, но он смотрел только на миссис Миллер.
– Я приношу вам свои соболезнования, – не поднимая глаз, проговорила она.
Но отец не хотел смягчаться.
– Она умерла, Люсиль. Теперь уже поздно.
Миссис Миллер кинулась прочь. Я держал в руках тарелку, изумленно глядя на отца.
– Выброси эту дрянь, – сказал он.
Я не знал, что делать. Догнать ее, извиниться? Но она уже пробежала пол квартала… Отец вернулся на кухню. Я пошел за ним, швырнув тарелку на стол.
– Что все это значит?! – воскликнул я.
Он взял свой стакан.
– Я не хочу ее здесь видеть.
– Она пришла высказать соболезнования…
– Она пришла облегчить свою вину!
– Что ты имеешь в виду?
– Твоя мать умерла. Она ничего больше не может для нее сделать.
– Я не понимаю.
– Твоя мать звонила ей. Ты знаешь об этом? Вскоре после убийства. Она хотела принести соболезнования, а Люсиль послала ее к черту! И сказала, что мы вырастили убийцу – вот что она сказала! Что это наша вина…