Пропавшая без следа
Шрифт:
У нее всегда были проблемы со сном.
Большую часть ночи она лежала на спине, глядя в потолок, и так каждый раз. Очень быстро ее глаза привыкали к темноте, и она могла разглядывать краску на потолке. Кейт много лет назад оставила попытки закрыть глаза, заставить себя уснуть, понимая, что сон придет, когда она будет готова, зная, что, если закроет глаза, ее окружит слишком много образов и картин, которые ей не хотелось видеть. Перед ее мысленным взором проплывали не картины безмятежных моментов отпуска и не счастливые воспоминания минувших дней. Стоило ей закрыть глаза, и перед ней начинали возникать ужасные лица, которые она отчаянно хотела забыть. И она продолжала вглядываться в потолок,
Преодолевая сонливость, с трудом открыв глаза, Кейт усилием воли подняла себя с постели. Ее ступни тяжело опустились на пол. Словно выполняя некий каждодневный ритуал, она некоторое время посидела на краю кровати, закрыв лицо ладонями и бормоча себе под нос: «Опять все сначала».
Еще две минуты, и Кейт поднялась с кровати. Все как всегда. Даже в выходные. Но повседневный порядок нельзя было нарушить, даже если ей это не нравилось. Все еще не проснувшись полностью, она, спотыкаясь, побрела на кухню и включила чайник, который наполнила водой еще прошлым вечером. Она всегда наливала воду в чайник накануне, сомневаясь, что сможет справиться с этим простым заданием с утра.
Пока в чайнике закипала вода, Кейт зашла в ванную и уселась на унитаз. И наконец, умывшись и растерев полотенцем лицо, взглянула на себя в зеркало. Ей совсем не понравилось то, что она там увидела. И в то же время было абсолютно наплевать, кто и что о ней подумает. Она с отвращением окинула взглядом свое лицо, светлые волосы с секущимися концами, ниспадающие на плечи, и отправилась на кухню. Теперь уже окончательно проснувшись, она налила себе кофе и, прихватив с собой чашку, вернулась в спальню. Там она принялась одеваться. Ни намека на моду и стиль. В ее жизни не было места желаниям и страстям, мужчины не толпились у нее под окнами. Она просто схватила первые попавшие вещи, лежавшие сверху на полке в шкафу. Зеленый свитер и джинсы.
Одевшись, Кейт залпом проглотила свой кофе. Горячая жидкость обожгла ей горло, она так и не смогла приучить себя не торопиться. Ей понадобилось бы несколько минут, чтобы почувствовать прилив бодрости. Но к тому времени она налила бы себе вторую чашку.
Выглянув в окно, Кейт поняла: утро выдалось холодное. Допив вторую чашку, она поставила ее в раковину, чтобы вымыть позже, и отправилась в коридор, где стояла ее обувь. Натянув черные кроссовки и пальто, распахнула дверь, вышла и заперла ее на ключ.
Она торопливо подошла к своей машине, зеленой, под цвет свитера. «Фольксваген-поло». Забралась на сиденье и нажала на педаль газа, начиная свое двадцатиминутное путешествие на работу, зная, что на десять минут она уже опоздала.
Дорога оказалась запружена машинами. Когда Кейт опаздывала, здесь всегда образовывалась пробка, а опаздывать ей приходилось нередко. Она время от времени бросала на себя взгляды в зеркало заднего вида и, как и в ванной у себя дома, ловила презрительное неудовольствие в собственных глазах. Кейт не нравилась себе. Ей не нравилось собственное прошлое. Не нравились воспоминания. И еще больше не нравилось собственное настоящее.
Каждые несколько минут она повторяла: «Ну вот опять то же самое», словно это бесконечно воспроизводимая фраза могла бы сделать предстоящий день хоть немного лучше. А мысли о предстоящей работе лишь вдесятеро усиливали ее отвращение и чувство гнетущей скуки. Кейт просто был необходим отдых. Необходимы перемены.
Но она сомневалась, что сделает хоть шаг в этом направлении.
Спустя тридцать пять минут скуки, а поездка на машине до работы всегда казалась ей невыносимо скучной, Кейт Нельсен прибыла на место. Она припарковала машину у здания и направилась через вымощенную камнем территорию к входу.
– С вами все в порядке? – спросила она. Ей до сих пор еще было не все равно, что происходит с другими, хотя порой для того, чтобы проявить неравнодушие, ей требовались усилия.
– Прошу вас, помогите мне, – прошептал он.
Глава 11
Два с половиной часа я внимательно изучаю информацию в Интернете и совсем забываю о том, что пора ехать в полицейский участок. Только сейчас я замечаю, что не раздевался ночью и на мне все та же одежда, что и вчера, и я не умывался. Торопливо заскакиваю в душ, понимая, что могу опоздать в участок. Тщательно растираю себя мочалкой и мою голову.
Выйдя из душа, я одеваюсь. Затем спускаюсь по лестнице в кухню, достаю из хлебницы кусочек хлеба и намазываю маслом. Зажав его зубами, надеваю ботинки и завязываю шнурки. Хлеб размокает, и я запихиваю его остатки в рот, жуя, натягиваю пальто и выбегаю из дому.
Я приезжаю в полицейский участок на двадцать минут позже, по пути остановившись на бензоколонке, чтобы купить все газеты, какие у них найдутся. Я сажусь в машину, сжимая в руках стопку из семи газет. Сегодня утром на дорогах сплошные пробки, чего я никак не ожидал. Оставляю машину на стоянке перед полицейским участком и поднимаюсь по ступенькам, прижимая к груди стопку газет. Прохожу мимо женщины, которая оживленно разговаривает с каким-то мужчиной. Слышу, как она дает ему указания, а затем открываю массивную стеклянную дверь в фойе. Останавливаюсь перед пластиковым окном, за которым стоит полицейский. Он что-то пишет и не сразу меня замечает. Чувствую, что настойчивость, переполнявшая меня совсем недавно, начинает испаряться. Я должен вновь разжечь ее в себе. Если я не проявлю настойчивости, как смогу убедить их помочь мне отыскать Дженни? Они должны поверить моим словам, и вот я начинаю вспоминать последние двадцать часов моей жизни. Удивительно, как быстро ко мне возвращается прежнее упорство, мне не приходится даже делать над собой усилие.
Я слегка покашливаю, чтобы привлечь внимание полицейского, и он говорит:
– Одну минуту, пожалуйста.
– Простите, – отвечаю я, – но это очень важно.
– Ну вот, – говорит он, заполняя последнюю строку, – вот так. – Он ставит точку. – Все, – говорит он. – Закончил. Так чем я могу вам помочь, сэр?
Я слышу, как открывается дверь в фойе. Ледяной порыв ветра, ворвавшийся внутрь, обжигает меня, словно удар хлыста. Я не смотрю на дверь.
– Меня зовут, – говорю я, – Джон Симмонс. Вчера я был вместе с подругой Дженни Майклз, но она неожиданно исчезла. Я попытался сообщить об этом в полицию, но мне не поверили. Тогда я поехал к ней домой, но ее там не оказалось. Люди, которые там живут, сказали, что не знают ее. Но послушайте… – Я смеюсь, впервые задумавшись, как, должно быть, нелепо звучит мой рассказ, и отчаянно желая, чтобы офицер воспринял меня серьезно. – Я много раз приезжал за ней к этому дому. Вчера я забрал ее оттуда. И потому уверен, что ее похитили. Вы должны помочь мне найти ее.
Я с мольбой простираю к нему руку, но не могу установить контакт, потому что нас разделяет окно. Моя рука безвольно застывает в воздухе, и мне приходится опустить ее, когда я замечаю, что офицер удивленно смотрит на меня, не говоря ни слова.
– Прошу вас, – повторяю я.
Слева от меня открывается и снова захлопывается дверь. Мимо кто-то проходит.
– Присядьте вон там и подождите. – Офицер указывает на кресла у меня за спиной. – А я пока поищу кого-нибудь, кто сможет вам помочь.