Пропавшая сестра
Шрифт:
Похоже, из всех четверых вопросы есть только у меня, я пытаюсь найти какую-то зацепку. А в Сорбонне интересуются этими местами? Изучаются ли проблемы проституции?
Матье прилежно объясняет, что проституция во Франции законом не запрещена. Теперь штрафуют только клиентов.
Идем к следующему объекту. Улицы становятся кривыми и темными, и Матье включает фонарик. В моей голове мелькают кадры из фильмов ужасов. Девушка приезжает в Париж. Девушка связывается с местными. Местные нападают! Что я здесь делаю?! Что здесь делала Анжела? Она явно хотела, чтобы я нашла чек — не зря же на нем солнце и луна. Про эту экскурсию ничего нет
47
Веб сайт с информацией дли туристов и отзывами пользователей.
Матье останавливается перед покосившимся трехэтажным зданием, похожим на заброшенный жилой дом.
— Перед нами — знаменитый дом для девочек мадам Трюдо.
Матье опять включает режим автопилота и бубнит заученный текст. Мне трудно понять, что он говорит, лишь иногда проскакивают знакомые нецензурные слова. Видимо, без них историю заведения не расскажешь.
Мы идем дальше, на звук голосов, музыки и звона стаканов. Матье сообщает, что мы приближаемся к финальной части нашей программы, и подростки оживляются, начинают похихикивать и подтягивать джинсы.
Мы гуськом пробираемся сквозь толпы нарядно одетых людей, которые заполонили все тротуары. Я замыкаю шествие. Сигаретный дым смешивается с запахом сладких коктейлей, окутывая нас со всех сторон.
Матье кивает здоровенному вышибале возле клуба, в который стоит очередь из молодых и красивых людей, жаждущих попасть внутрь; нас впускают без разговоров. Матье подводит нас к барной стойке. Сквозь толпу извивающихся тел видны фотографии хищных женщин, и я узнаю красноглазого бармена с татуировками.
— Извините, — кричу я по-французски, — но в этом вашем туре вы показали всего два объекта!
Матье качает головой и показывает на свои уши. Он протягивает нам по рюмке чего-то зеленого, и сам тут же выпивает одну. Подростки следуют его примеру, но я подозрительно смотрю на рюмку в своей руке, чувствуя, как мое сердце бьется в ритме музыки.
Матье ухмыляется.
— Это чтобы расслабиться, — кричит он по-английски. Он жестом показывает, что надо выпить, и потирает живот, обтянутый рваной футболкой с надписью «Айрон Мейден» [48] , будто проглотил порцию теплого супа.
48
Британская хэви-метал-группа.
— Расслабьтесь. Сейчас будет еще одно место. Выпейте — это часть экскурсии.
Я пытаюсь спорить с Матье, говорю, что не подписывалась на алкоголь и не обязана его пить, но он скрещивает руки на груди.
— Часть экскурсии, — снова повторяет он. — Без этого нельзя.
— Это нечестно. Противозаконно.
Он качает головой, показывая, что не понимает.
— Черт побери! — Не видя другого выхода, я делаю глоток. — Ну вот. Доволен?
Напиток ужасно горький. В чем смысл этой дурацкой экскурсии? Почему Анжела была готова выложить пятьдесят евро за часовую прогулку по подворотням и рюмку какой-то зеленой горькой микстуры, от которой у меня вдруг закружилась
Я возвращаю пустую рюмку Матье. Он протягивает другую, уже наполненную, но я отрицательно качаю головой.
— Нет.
Он подмигивает и наклоняется к моему уху.
— Тебе нужно… побольше расслабиться.
Подростки, получившие только по одной порции, недоуменно переглядываются. Как только Матье отворачивается, я быстро отдаю свою рюмку одному из них, рыжеволосому парнишке.
Когда мы выходим из бара и прокладываем себе путь сквозь толпу, цвета кажутся ярче, воздух гуще. Глоток абсента обостряет мои чувства, его яростное пряное послевкусие продолжает покалывать язык. Мы снова проходим через кирпичный двор и сворачиваем в уже знакомый нам переулок.
Уже даже не помню, когда последний раз употребляла алкоголь, и успеваю ощутить удовольствие, прежде чем меня охватывают угрызения совести. Мы идем мимо толп гуляющего народа, и кажется, теперь мне понятно каждое произнесенное слово. Хотя я до сих пор не понимаю, что делаю здесь. К тому же, с моей чувствительностью к алкоголю, у меня шумит в голове.
Матье останавливается переддверью без надписи, которую я в прошлый раз не заметила, открывает ее, и мы оказываемся в тесной прихожей. Оглянувшись, он закрывает дверь. Пол здесь земляной, за исключением круглого металлического люка. В груди отдается вибрация басов из соседнего клуба, лампочка над головой помаргивает — то ли действует абсент, то ли плохая проводка.
Панель в металлической двери перед нами сдвигается на пять сантиметров влево, и появившийся в щели круглый глаз оглядывает Матье, а потом остальных, чуть дольше задерживаясь на мне. Потом панель закрывается, зато отодвигается засов, и дверь со скрипом отворяется, пропуская нас внутрь. Матье и ребята проходят первыми. Я — позади. Абсент немного притупляет чувство опасности, но я все равно оглядываюсь, нет ли кого-нибудь еще за моей спиной. Вдруг этот кто-то следил за мной на протяжении всей экскурсии и теперь тоже идет сюда. Но я гоню эти мысли прочь. Может, это просто французская версия бара времен сухого закона, вроде того, где мы как-то были с Анжелой в Сан-Диего.
В темном фойе, оформленном в стиле квартала красных фонарей сороковых годов прошлого века, нас встречает седая женщина. Два старинных кресла и стол с вырезанной на нем шахматной доской занимают почти все помещение. Женщина предлагает сдать вещи. Тяжелые мешки под темными накрашенными глазами придают даме зловещий вид, наводя на мысль, что вещи могут и не вернуть. Лампа за ее спиной отбрасывает на стены глубокие тени, придавая сцене еще большую мрачность. Женщина достает из кармана пять билетов и предупреждает, чтобы мы их не потеряли.
Когда очередь доходит до Матье, она что-то говорит ему, понизив голос и бросив на меня косой взгляд. Они начинают о чем-то спорить, причем она смотрит в мою сторону. Я слышу слово «американка», но женщина недоверчиво качает головой, тряся пучком жестких волос. Звучат слова «торговля людьми», «полиция» и даже «Организация Объединенных Наций». Потом она быстро подходит ко мне.
— Вы из полиции?
Она сверлит меня взглядом, надеясь, что я дрогну.
Я отрицательно качаю головой.