Пропавшая ватага
Шрифт:
Забравшись на судно, казаки выхватили сабли – эх-ма, раззудись, плечо!
Правда, вот сопротивления им никто не оказывал, все – и бледные корабельщики-матросы, и пленники сир-тя – выглядели как пришибленные, как сонные осенние мухи – Нойко поработал на славу, можно было гордиться.
Сам ученик колдуна казаков не встретил – бросился на корму следом за Хлейко, да вот беда, не догнал – девчонка с разбега сиганула в воду.
Дрянная Рука в задумчивости застыл над синими волнами – прыгать казалось высоко, к тому же к девушке уже кто-то плыл… вот
Пока Нойко раздумывал, напрочь забыв о бледнокожих матросах, те вдруг разом вздрогнули, осмотрелись.
– Это что тут такое творится-то, парни? – очнувшись, тихо промолвил шкипер. – Почему пленные на палубе? И кто все эти люди… Ха! Враги! А ну-ка, все – к бою!
Верные своему долгу матросы выхватили абордажные сабли, кто-то из легкораненых побежал на нос судна, к установленному на поворотной тумбе четырехфунтовому фальконету, шкипер же помчался к корме – там, у румпеля, всегда лежала заряженная аркебуза.
Молодые ватажники слегка растерялись – уж больно быстро все произошло: стояли себе вражины, головами осоловело покачивая… и вдруг – на тебе!
Ондрейко Усов первым скрестил саблю, сразу же ощутив крепкую руку врага и его бешеный натиск! Казак отпрянул, подставляя саблю под очередной удар… и вдруг услышал противный треск – клинок его, не выдержав, сломался пополам, и обломок со звоном упал на палубу.
Глаза врага вспыхнули торжеством, сверкнул широкий палаш… и вдруг выпал из ослабевшей руки – кто-то из пленниц хватанул матроса по затылку валявшимся старым шлюпочным веслом. Шатаясь, вражина ухватился за мачту, осел…
– Вяжите его, – обернувшись к своим, крикнул Ондрейко и тут же присел, краем глаза увидев промелькнувшую над головой тень.
Та самая девчонка, пленница, что только что спасла Усова, теперь едва не огрела его веслом. Слава богу, молодой ватажник оказался человеком опытным, бывалым.
– Но, но! – за неимением оружия казак погрозил деве пальцем. – Веслище-то кинь, ага.
В этот момент с носа громыхнул выстрел – выпущенное из фальконета ядро со свистом пронеслось над головами казаков и застряло в кормовой балюстраде.
– Ах ты, вражина! – с яростью подобрав палаш, Ондрейко кинулся к носу.
Следом за ним рванули и все его сотоварищи, окромя Короедова Семки, поспешавшего на корму за шкипером. Тощий, сутулый и худой, тот вовсе не казался парню таким уж грозным соперником… в отличие от других – уж те настоящие верзилы, только попадись! Да, был еще один парняга, малой, с патлами, как у пономаря Афонии, так тот куда-то делся, наверное, сдался уже.
Снова прозвучал выстрел, на этот раз – со струга. Тяжелой пулею расщепило поворотную тумбу, и вражина, бросив фальконет, рванул по бушприту, преследуемый казаками. Наверное, и ушел бы, бросился в море…
Только пропела стрела, пронзила навылет грудь, и мертвое тело, нелепо дернувшись, тяжело шмякнулось в воду.
Шкипер Эндрю Уайт успел-таки схватить аркебузу, но вот зарядить ее не успел и, забыв про шпагу, попытался
Выронив саблю, незадачливый казачина отпрянул, ловя губами воздух, словно выброшенная на берег рыбина.
Англичанин с усмешкой выхватил клинок… И вздрогнул, почувствовав, как что-то ударило в голову… такое впечатление – изнутри!
– Каив денек уу-т та сии! – подойдя ближе, Нойко повторил заклинание, чтоб подействовало уж наверняка, и подмигнул Семке: – Вставай, поднимайся, да. Саблю свою мне подаришь? На память. Мы ведь с тобой – друзья, не разлей вода, так?
Саблю хитроглазый помощничек колдуна выцыганивал у Короеда давно, на протяжении всего похода. Даже хотел было просто украсть, да побоялся последствий – за утерю оружия в ватаге не жаловали, да и спрятать добычу было бы некуда – струг слишком уж мал.
Зато вот теперь!
– Ну, что с тобой делать? – почесав ушибленную грудь, Семка, кривясь от боли, подобрал с палубы саблю и торжественно протянул колдуненку. – Бери уж.
Коли, говоришь, друзья.
Счастью Дрянной Руки, казалось, не было предела! Что и говорить – всем саблям сабля, длинный, слегка изогнутый клинок из светлой стали, такое ж перекрестье, узорчатая, с черненым серебром рукоять. Трофей. В Сибире-граде татарском в закромах сысканный.
– Вот, еще это возьми. – Короедов отцепил ножны – красивые, из зеленой замши, с серебряными накладками с изображением полумесяца и непонятной вязью.
– Ах, Семка-ка! Ты теперь брат мой навек!
Расчувствовавшись, Нойко обнял ватажника и потерся щекой о щеку. Короедов скривился и снова застонал.
– Грудь болит, да? – покивал колдуненок. – Потерпи пока, я осмотрюсь, а потом наложу заклятье.
– Чего-чего наложишь?
– Вылечу!
На палубе уже все пришло к порядку. Освобожденные пленники – сир-тя – столпились у правого борта, пленники же новые – трое матросов и шкипер – у левого. Не шибко-то доверяя колдовству, Ондрейко Усов приказал ватажникам накрепко связать всем четверым руки. Моряки вздыхали и переминались с ноги на ногу, угрюмо поглядывая вокруг. Колдовской народец тоже мялся, не слишком-то веря в свое спасение – просто пленники поменяли хозяев, одних варваров на других, что ж в этом хорошего-то?
Правда, среди тех белых, что напали на огромный челнок, был и соплеменник сир-тя, совсем еще юный, но важный, как старый длинношей. Бледнокожие его даже слушались.
А Нойко, конечно, важничал, видя, как на него смотрят.
Ондрейко Усов вовремя дернул его за локоть:
– Ты скажи там своим… А то слишком уж их много.
– Ах да, – хлопнул себя по лбу Дрянная Рука. – Сейчас.
Он подошел к соплеменникам со всей важностью, заложив руки за спину и выпятив тощий живот, при сабле в изысканных ножнах и весь украшенный золотом, словно жертвенное дерево Хозяина Священной березы.