Пропавшее сокровище. Мир иной

Гребнев Григорий Никитич

— Нет… За политику. Я социал-демократ.

— Ну хорошо, хорошо, — вмешался Берсеньев. — Господа, будете отдыхать с дороги?

— Какой там отдых! — воскликнул Венберг. — Показывайте нам, что вы нашли…

— Да, да, пожалуйста, Клавдий Владимирович! — подхватила Нина.

Берсеньев оглядел всех, схватился за бороду и сказал:

— Хорошо, друзья. Пойдемте.

У входа в пещеру Майгин схватил Венберга за рукав.

— А доктора зачем сюда притащил? — шепотом спросил он.

— На всякий случай, — сделав страшные глаза, ответил Венберг. Он покосился по сторонам и добавил: — Сергей Иванович умный человек, можешь не беспокоиться. И он здесь не в профессиональном качестве.

Новоприбывшие

ночевали в корабле-городе. Но едва ли кто-нибудь из них сомкнул в эту ночь веки. Слишком необычайно было все, что им пришлось увидеть и услышать, — чудесные дома с самооткрывающимися дверями, лаборатории с диковинными приборами, непрерывная тихая музыка, «витно» и цветные лепешки, гигантские недра, заполненные необычайными механизмами, наконец, сцены и живые картины, воспроизводимые «иллюзионами»… Венберг чуть не до смерти перепугался, когда из белого овального зеркала над «саркофагом» на него глянула «снежная красавица», и долго потом стоял оглушенный, осеняя себя мелкими крестиками. Нина откровенно плакала, размазывая по лицу слезы, когда в клубящемся пару и багровых отсветах извержения гибли гордые и прекрасные хозяева города-корабля. Доктор Васенькин метался между «живыми портретами» и сценой танца Уру, хмурился, протирал пенсне и ворчал себе под нос что-то о гальванических токах и о шарлатанстве. Одним словом, новоприбывшие были потрясены и подавлены. Если у них и было какое-то сомнение относительно здравости ума Берсеньева, Майгина и Пети, то с момента, когда они сами перешагнули порог подземного города, это сомнение исчезло. Правда, зато возникли сомнения совсем другого рода…

На следующий день в полдень Берсеньев пригласил всех в здание, расположенное в центре города, — белую красивую постройку, напоминающую по форме сахарную голову. Все собрались в обширном зале с блестящими зеркальными стенами и высоким куполообразным потолком. Слово взял Берсеньев.

— Господа… — сказал он и сейчас же поправился: — Друзья! Теперь, когда наши «анадырцы» с нами, мы должны совместно обсудить, что нам делать дальше с нашим открытием.

Арнаутов вздрогнул и переглянулся с Майгиным. Майгин подмигнул ему.

— Я и большая часть здесь присутствующих, — продолжал Берсеньев, — убеждены, что мы находимся на звездном или межпланетном корабле, залетевшем на Землю несколько веков назад из мирового пространства.

— Это еще следует доказать, Клавдий Владимирович, — сказал негромко Венберг.

— Да, — согласился Берсеньев. — Прямых доказательств тому у нас нет, но многое, что мы здесь видим, не допускает другого объяснения. Впрочем, гораздо лучше меня осведомлен в этом наш новый товарищ, господин Арнаутов. Может быть, вы выступите, Константин Платонович?

Арнаутов встал и заговорил, глядя на Венберга исподлобья:

— Некоторые из вас, господа, знают, что я являюсь приверженцем идей Циолковского, создавшего теорию ракетного движения. Это единственный вид движения, способный преодолеть земное тяготение и сделать в конце концов реальностью мечту человечества о межпланетных полетах…

— Первый, кто публично высказал эту идею, по-моему, был не Циолковский, а знаменитый французский писатель и дуэлянт Сирано де Бержерак, — насмешливо заметил Венберг. — Правда, его книга «Иной свет, или Империи Луны» была всего лишь шуткой остроумного человека. Французы очень ценят юмор…

— Да, Григорий Николаевич, в эпоху Людовика Четырнадцатого это звучало как шутка, но в наши дни, когда весь ученый мир взбудоражила новая механика Эйнштейна, когда даже политические деятели, например, известный марксист Ленин, пишут о новой физике как о «снимке с гигантски быстрых реальных движений», идея ракетного движения сама становится реальностью… Так вот… как изобретатель ракетных летательных снарядов я здесь

тщательно присматривался к механизмам в донной части этого подземного феномена и утвердился в мысли, что передо мной не что иное, как гигантские ракетные камеры… — Арнаутов умолк, пытаясь найти какое-то сравнение, понятное всем. — Сознаюсь, что во время этих своих изысканий я похож был на человека, который когда-то съел вишню и оставил себе для посадки ее косточку. Он никогда не видел вишневого дерева, но однажды, забравшись в чужой сад, он увидел плодовые деревья без плодов и, пожевав лишь один зеленый листок с ближайшего дерева, по особому вкусу листочка понял, что попал в вишневый сад… Это только метафора, конечно… Но, кроме этой «вишневой аргументации», я припас и другие доказательства астрального происхождения этого найденного вашими товарищами подземного города…

— Если бы этот город на наших глазах из подземного превратился бы в надземный и хоть немножко полетел, это было бы самым неопровержимым доказательством его космического происхождения, — лукаво ухмыляясь, сказал Венберг.

— Его надо только от могильной земли освободить, вот тогда увидите, как он полетит, — сердито покраснев, сказал Петя.

Венберг благодушно закивал белесой головой:

— Помогай вам бог! Но, может быть, все это гораздо проще? Может быть, это какая-то неизвестная нам цивилизация? Между прочим, Константин Платонович, не приходила ли тебе в голову мысль, что это просто американский поселок контрабандистов самого новейшего типа?

— Нет!.. — резко ответил Арнаутов.

— Над ним вулканические извержения и напластования многовековой давности, — сказал Берсеньев.

— Но ведь город мог быть создан и в земле, в пещере, в глубине старых пластов, — не сдавался Венберг.

— А гибель людей возле этого же города, но не подземного, а в ту пору еще надземного? — волнуясь, спросила Нина.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Ниночка, — Венберг повернулся к девушке.

— Я говорю о живой картине, о метаморфозе «иллюзиона», в которой показан этот момент.

— Ну, Ниночка, этих аттракционов в Америке сейчас сколько угодно.

— Объемных живых картин? — спросил Майгин.

Венберг молчал.

— Константин Платонович, доложите уважаемому обществу о своих наблюдениях над энергетикой подземного города, — обратился к Арнаутову Берсеньев.

— Мы обнаружили здесь множество механизмов, действующих при контакте с источником лучистой энергии, например инфракрасных лучей, тоном профессионального лектора заговорил Арнаутов. Как это ни странно, он не был ни взволнован, ни раздражен. — Некоторые аппараты явно реагируют на одно лишь появление, если можно так выразиться, в их «поле зрения» любого живого существа. Здесь раздражителем, очевидно, является изображение. В экспериментах с так называемыми «живыми портретами» мы убедились, что, кроме изображения приближающегося к ним человека, для них импульсом являются еще и какие-то биологические флюиды, исходящие из мозга человеческого, когда человек желает вызвать ту или иную реакцию этих загадочных «портретов».

— Телепатия? — с усмешкой спросил тонким голосом доктор Васенькин.

— Да… что-то в этом духе. Но какие источники энергии питали здесь транспортные двигатели и питают до сих пор осветительную систему и многие другие механические устройства, мы с точностью сказать не можем… — продолжал Арнаутов.

— «Питают до сих пор»? То есть уже несколько сотен лет? — быстро спросил Венберг.

— Да… несколько веков, — спокойно подтвердил Арнаутов. — … Мы этого не выяснили. Логически же рассуждая, можно назвать лишь единственный мыслимый источник энергии, который где-то здесь существует, но, видимо, тщательно скрыт, вернее, очень хорошо изолирован. Это энергия какого-то элемента, подобного радию.