Пропавшее ущелье
Шрифт:
Полыновы были очень внимательны к Михаилу, проявляли о нем трогательную заботу. Вместе с отцом и сыном Щербаков трудился по хозяйству, часто беседовал с Александром Ивановичем, все больше удивлявшим его своими познаниями и практичностью. Полынов сказал как-то Щербакову:
— Дух и воля моя не иссякли потому, что я постоянно трудился. Без труда, без творческих исканий в труде я бы давно погиб. Жизнь — это труд!..
После обеда, в самое жаркое время, старый Полынов уходил к себе в кабинет, а Михаил с Павликом располагались на веранде. Но едва солнце уходило за вершины гор,
Утомленные за день, они рано ложились спать, чтобы с рассветом быть на ногах. Александр Иванович строго следил за распорядком дня, давал Михаилу немало полезных советов. Щербаков чувствовал, как благотворно действует на него полыновский режим. Физически он никогда так хорошо не чувствовал себя, как здесь в ущелье.
И все же ничто не могло заглушить в нем мыслей о том, что происходит там, за снежными вершинами. Вспоминались друзья, работа, думалось о Лене.
Станет ли она его ждать? Ведь она его считает погибшим. А живет ли он на самом деле? Да, он ест, ходит, разговаривает, что-то делает, но для чего?… Все красоты мира Щербаков, не задумываясь, отдал бы сейчас за возможность снова оказаться среди друзей, в жизни, полной беспокойства и смелых поисков. Пусть он жил бы в пустыне или во льдах Арктики, но все равно он был бы вместе со всеми, чувствовал бы себя в одном строю с народом. А что здесь, в ущелье? Он работал сейчас только для того, чтобы существовать.
Как это ничтожно мало для человека, сознающего, что за неприступной каменной грядой, всего лишь в нескольких десятках километров, люди, подобные ему, преобразуют мир, творят, дерзают, живут большой интересной жизнью!
И тогда к Щербакову приходила мучительная тоска. Он побеждал ее твердой верой в то, что рано или поздно они обязательно выберутся из ущелья. Он не знал, как это произойдет, но не расставался со своей мечтой.
Михаил часто уносился мыслями к тому дню, когда он вырвется из ущелья. Каким прекрасным будет этот день! Он поведет своих новых друзей в неведомый им мир. Старый Полынов оставил Россию убогой и несчастной, а увидит ее могучей и великой державой, самой прекрасной в мире! Он объездит с ними всю страну, покажет старому врачу, чего достигли люди, знающие, чего они хотят и куда идут.
Но наступало новое утро, и Михаил опять видел вокруг себя каменные стены, безмолвные вершины гор.
РАЗГОВОР С ПАВЛОМ
Надо ли говорить о том, что между молодым Полыновым и Михаилом завязалась самая искренняя дружба… Павел, впервые увидевший человека, пришедшего из большого таинственного мира, привязался к нему всем сердцем. Александр Иванович был рад, что у его сына появился такой товарищ. Он не скрывал своих симпатий к Михаилу, угадывая в нем представителя не известного ему молодого поколения России. Но порой он пытливо смотрел на молодого человека, и Михаил понимал, что означает его взгляд: «А не нарушаешь ли ты своего слова, не слишком ли волнуешь Павла своими рассказами?»
Щербаков старался не воспламенять воображения Павла: «Придет время — узнает все», — думал Михаил.
Правда, это было нелегко — уходить от расспросов юноши.
— Не знаю. Сколько я помню себя, папа всегда это делал и никогда мне ничего не говорил.
Михаил чуть не спросил: «А ты не пытался узнать?», но смолчал, решив, что раз Александр Иванович имел от сына тайну, значит, для этого у него были веские основания.
И на этот раз они ни словом не обмолвились об отсутствии Александра Ивановича. Жара спадала. С гор спускалась темнота, потухли серебристые вершины, легкой дымкой покрывались отвесные склоны, потеряло свою нежно-голубую окраску небо. Дышалось легко.
— Михаил Георгиевич, — тихо проговорил юноша, — кто эта девушка?
Щербаков вздрогнул. Какое удивительное совпадение! Он как раз в эту минуту думал о Лене. Прошла добрая минута, пока Михаил нашел в себе силы спокойно, не выдавая своего волнения, спросить:
— Ты о чем говоришь, Павлик?
— А помните, фотография у вас лежала на столе? Когда я вошел, вы ее быстро спрятали.
Михаил вспомнил этот случай. Несколько дней назад он вынул из своего альпинистского костюма, в котором прыгнул в ущелье, крохотную карточку Лены, ту, что она подарила ему в лагере.
— Видишь ли, Павлик, это одна моя хорошая знакомая.
— Вы ее любите, да?
«Вот как! Да он не такой наивный, как кажется!»
Юноша словно угадал мысли Щербакова.
— В папиных книжках, — задумчиво произнес он, — я читал про любовь. Я спросил у папы, что это такое, а он мне сказал, что об этом не нужно думать.
— Александр Иванович лучше знает.
— Да, — со вздохом ответил Павел, — он очень умный и все лучше меня знает, потому что жил там…
Он махнул рукой в сторону гор и добавил:
— И вы, Михаил Георгиевич, умный и, наверное, много знаете, а рассказывать ничего не хотите. Почему?
Щербаков почувствовал себя так, словно уселся на горящие угли.
— Видишь ли, Павлик, — после паузы проговорил Щербаков, — папа твой прав. Зачем говорить о том, что пока далеко от нас.
— И у меня не будет никогда любимой?
Нет, так долго продолжаться не может! Щербаков почувствовал, какую тяжелую миссию возложил на него старший Полынов.
— Я уже влюблялся, — с важной серьезностью открылся Павел. — Я папе этого не говорил, а вам скажу.
— Влюблялся? В кого?
— Во многих. В тех женщин, о которых я в книгах читал. Но как бы мне хотелось увидеть хоть одну. Я даже матери своей не помню. А как вы думаете, Михаил Георгиевич, меня бы они могли полюбить?
— Послушай, Павел, не нужно об этом думать.
Щербаков невольно вздохнул. Он сам многое отдал бы за одну единственную встречу с Леной.
— Михаил Георгиевич, — вдруг страстно проговорил Павел, — вы спустились к нам на своем парашюте… Я не знаю, что это такое, но может быть, можно на нем выбраться из ущелья?