Пропавшие без вести
Шрифт:
Зенитные орудия грохотали теперь с другого берега. В воздухе загорелся вражеский истребитель. Как пущенный из пращи камень, комком огня полетел он, описывая крутую дугу, и врезался на том берегу в землю…
Иван сквозь стелющийся дым взглянул на мост. Пользуясь тем, что автомашины стоят, по мосту шла все та же нескончаемая цепочка усталой пехоты. Стрелки не бежали, они шли через мост, как будто никто не бомбил переправу, и, лишь перейдя ее, отбегали тотчас же и падали в придорожный кювет…
Эскадрилья бомбардировщиков уже выравнивалась над дорогой, когда опять ожила не задетая бомбежкой зенитная батарея возле Ивана.
— По местам! — раздалась команда.
Иван встал с земли.
— А это еще что за старший
— Виноват, товарищ капитан. Я от части отстал. Печатник дивизионной газеты, — пояснил Иван.
— Отстали — так догоняйте! Чего же вы тут? Где ваше место? В газете, — значит, в газете!
— Товарищ капитан! Я свою часть ведь теперь не найду! Разрешите остаться у вас, товарищ капитан! — взмолился Иван.
— Такого порядка нет, старший сержант. Я добровольцев к себе не вербую… Предъявите-ка свой документ, — потребовал капитан.
Иван предъявил красноармейскую книжку и комсомольский билет.
— Что же вы, старший сержант, комсомолец, как безработный? У каждого на войне свое место!
— Машина же в тыл ушла! Я же прошусь не в тыл, а остаться на огневой! — защищался Иван.
— Кру-гом! — тоненько скомандовал строгий капитан. — Из расположения части шагом марш!
И когда Иван, выполнив поданную команду, в отчаянии зашагал между деревьями на дорогу, капитан добавил ему вдогонку:
— Вот там и ищите свою огневую позицию!..
Глава восьмая
Люди, которые откатывались со старых рубежей правого крыла армии, уверяли, что там все перебиты и передавлены чуть ли не тысячами танков. А между тем на северо-западе, по старому рубежу, бой бушевал. Что же там творилось? До возвращения разведчиков истину было невозможно установить.
Невозможно было также узнать ничего про Ермишина и Острогорова. Чалый, пробившийся с артиллерией, которая прикрывала отход дивизий на новый рубеж, сказал, что Острогоров и Ермишин оставались на передовом KП, когда он, Чалый, выехал на НП левого фланга. После этого было известно, что Острогоров один направился на КП Дубравы и вызвал туда резервы «PC», а после удара «PC» связь между ними оборвалась.
— Но вот чего я никак уж не ожидал от Острогорова — что он может бросить раненого командующего, — сказал Чалый. — И что с ним стряслось? Ведь серьезный же, храбрый человек!
Чалого тотчас по возвращении в штаб армии Балашов назначил на бывшее свое место — начальником штаба.
После полудня заслоны и заградительные отряды Ивакина, выставленные по боковым дорогам, не могли больше справляться с человеческой стихией, которая мутным потоком валила из лощин и оврагов, со всех дорог и без всяких дорог на центральную магистраль. Задержка и формирование в подразделения всей этой людской массы сделались невозможными. Ивакин был вынужден открыть им проходы, а заградительные отряды и пункты формирования перенести в глубину обороны, чтобы смешанные толпы отходящих бойцов не нарушали боевые порядки организованных заслонов и не мешали успешному продвижению войск, отступающих по приказу на новый рубеж.
Наседающий враг не давал возможности дивизиям армии оторваться от него и выйти из боя. Новый рубеж на восточном берегу Днепра заполнялся войсками медленно, и к полудню еще не было создано сплошной линии обороны.
При первых признаках смятения и дезорганизации штаб армии в свою очередь тоже выставил на дорогах, ведущих к востоку, заградительные посты… За вяземскую переправу они пропускали только санитарные обозы, вывозившие раненых, грузовой порожняк, имущество авиачастей да машины с зимним обмундированием.
Неорганизованные группы бойцов из разбитых стрелковых частей, перемешанные скопища техники и всяческие обозы с запада, юга и севера продолжали вливаться на пространства, прилегающие к автостраде. Боковые дороги были забиты теснившимся транспортом с техникой, боепитанием, продовольствием; редакции, машины с горючим — все
Зенитная оборона оказалась бессильной. Что значил какой-то десяток сбитых за день вражеских бомбардировщиков!
Ивакину и Бурнину поутру удалось задержать отходящий штаб одной из дивизий левого соседа, который двигался со штабным имуществом и средствами связи, отбившись ночью от своих частей. Вышли также несколько штабов стрелковых полков.
С разрешения и по приказу Балашова все эти штабы были тотчас «посажены» на управление импровизированной бригадой.
Теория Ивакина об «отдельных батальонах» была, разумеется, штабниками отвергнута. Формирования преображались в нормальные армейские части — в традиционные, уставные полки. После полудня эта бригада начинала уже перерастать в дивизию. Работа формировочных пунктов в ее тылах продолжалась активно. Секреты боевого охранения, засады, выставленные во все стороны этой бригадой, и ее противотанковые заслоны уже отбили несколько атак мелких танковых подразделений врага.
Кроме этой «бригады Ивакина» постоянную связь со штабом армии к полудню установил ряд частей и соединений, которые отошли с запада на восточный берег Днепра и теперь продолжали располагаться и прочно закрепляться, образуя вокруг отрезка шоссе и железных дорог плотный участок.
На пространствах между излучиною Днепра и рекою Вязьмой образовывался дугообразный фронт.
С юга дивизия Чебрецова — самая полноценная часть армии — образовала левый фланг и заслоняла подходы к железной дороге и к главным шоссейным дорогам на Вязьму. Примыкая к правому флангу Чебрецова и растянув свою линию вдоль железной дороги, заняла оборону дивизия Волынского, а северней, по Днепру — части Дурова, Щукина и пробившиеся к востоку неполные и потрепанные полки дивизии Старюка. С правого фланга, на север от этих дивизий, появилась смешанная артиллерийская часть никому не известного капитана Юлиса — это были оторванные подразделения артбригады соседней армии, численностью около полка разнокалиберной артиллерии, которая теперь прикрывала подходы с северо-запада, с направления злосчастного «Дуная», то есть дивизии Дубравы и его соседей — Лопатина и Мушегянца. Их части оказались отрезаны немцами. А восточнее капитана Юлиса, отражая натиск противника с севера, подтягивалась, отходя под ударами фашистов с плацдарма соседа, дивизия, по слухам какого-то полковника Лудова или Зудова. Говорили, что эта резервная дивизия из армии правого соседа слишком поздно получила приказ выдвинуться к переднему краю обороны, не успела развернуться на заданном рубеже, была смята и отброшена к югу. Она отходила с большими потерями в личном составе, не утратив однако же связей и управления. Как только она ощутила «локоть» соседа, так тотчас остановилась, расположась прямо спина спиною к дивизии Чебрецова, опираясь своим правым флангом на реку Вязьму, по противоположному берегу которой уже окопались части Московского ополчения. На направления всех этих частей и соединений непрерывно выходили пробиравшиеся по лесам и оврагам к востоку группы бойцов, отделения, взводы, артбатареи, роты и отделы каких-то штабов. Их едва успевали в ближних тылах опрашивать, откуда и из каких частей они вышли, где видели противника, пришлось ли вступить с ним в бой и какими силами он продвигается. Их разноречивые и сбивчивые ответы все же давали хоть какую-нибудь возможность уяснить для штаба армии обстановку между старым и новым рубежами обороны и найти пути связи с остатками отрезанных дивизий. Так важно было сейчас помочь этим частям пробиться к новому рубежу и соединиться со всею армией, прежде чем немцы успеют стянуть достаточно сил, чтобы разбить их в отрыве от армейского командования.