Пропавшие в раю
Шрифт:
Но больше Алексей пельменей не ел никогда. Он отлично знал, что мясо никак не может пахнуть рыбой. И во все другие разы, принимаясь готовить, мама ни за что не допустила бы повторения той ситуации. Но поделать с собой ничего не мог. Подавить гадливость, побороть предубеждение не получалось. Он пробовал есть, чтобы не расстраивать маму. Подносил ложку ко рту – и в нос бил воображаемый, несуществующий, фантомный рыбный запах.
Теперь ситуация повторялась. Только в этот раз Алексей не мог понять природы своего отвращения. Но, собственно, это все к лучшему. Роман с Ириной был бы непростительной ошибкой. Наверное, и разбираться-то в своих
…Маруся жила в эти дни как в бреду. Она не плакала, не ревновала, не задумывалась, где был Леша той страшной ночью. Не до того было. Даже боль от потери Алисы немного отступила. Все померкло перед постоянным, всепоглощающим страхом, который прочно, по-хозяйски обосновался в ее душе. Это был страх, что она неудержимо сходит с ума. Скользит в безумие. Потому что ничем иным, кроме помешательства, объяснить происходящее не получалось.
С той самой ночи с ней рядом постоянно находилось нечто, родившееся из глубины темного зеркала. Она все время слышала за спиной дыхание. Краем глаза замечала движение. Открывая глаза при пробуждении, успевала увидеть темную фигуру возле кровати. Впервые это случилось следующим утром, первого ноября. Уснули они далеко за полночь: Марусе было плохо, как никогда раньше. Она пыталась объясниться с Лешей, рассказать, что с ней произошло, но ничего не получалось. Она лишь рыдала, икала, вопила и корчилась. Леша с трудом успокоил ее, и перед тем как заснуть, она решила, что поговорит с мужем завтра.
Пробудившись, Маруся поняла, что уже поздно, давно пора вставать. Леша спал рядом: она, не открывая глаз, чувствовала его тепло, слышала, как он дышит. Ей казалось, он смотрит на нее, и в его взгляде – любовь и забота. Не помнилось ни о чем – просто хотелось, чтобы это уютное, счастливое мгновение длилось вечно…
Спустя какое-то время Маруся улыбнулась и распахнула глаза, приготовившись встретить ответный Лешин взгляд. То, что она увидела, было началом долгого, невероятного кошмара, который, неведомо почему, вторгся в ее жизнь. И потеря дочери могла свести с ума, но, словно этого было мало, что-то (кто-то) продолжало испытывать Марусю на прочность.
Алексея не было в комнате. Тепло, которое она ощущала, исходило не от него. Дыхание, которое она только что слышала, было не его дыханием. Рядом с ней, положив голову на подушку, лежало темное, сморщенное существо с коричневым лысым черепом. Постаревший младенец с несоразмерно большой головой и кривыми ножками, замотанный в какие-то тряпки. Карлик, сверкая лукавыми черными глазками, хихикал, обнажая беззубый рот, извивался, тянул к ней иссохшие ручонки. Ластился к Марусе наподобие кошки, урчал и изгибался.
Маруся замерла от ужаса, внутри все похолодело. Она подавилась вдохом, даже закричать не сумела, только накрепко зажмурилась, а когда открыла глаза, жуткое существо исчезло. Маруся принялась дико озираться по сторонам – никого. Ничего. Тишина, покой, солнечный свет. Уже привычно открытое кем-то окно. Окно! Может быть, карлик умудрился выскочить туда? Маруся бросилась к окошку, раздвинула занавески. Оно выходило во двор – и рядом никого не было. Из глубины двора, где Алексей собирался устроить летнее кафе, раздалось чье-то покашливание.
– Леш? – пискнула Маруся, ощущая в желудке холодный противный ком.
– С добрым утром, – сдержанно отозвался муж, – проснулась?
– Да, доброе
– Спасибо, я не очень-то хочу есть, – сказал Леша, появляясь в поле зрения, – поработаю немножко. Что-то голова побаливает.
– Выпил таблетку?
– Сейчас выпью. Думал, может, само пройдет.
– Нельзя терпеть головную боль, – на автомате откликнулась Маруся, – погоди, я сейчас вынесу тебе темпалгин. И водички, запить.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Алексей слабо улыбнулся, отвел глаза и кивнул. Выглядит он и в самом деле неважно, отметила Маруся, скрываясь в глубине комнаты. Стараясь не смотреть по сторонам, не заправив кровать, она быстро пересекла спальню и вышла на кухню. Оставалась надежда, что жуткое существо ей просто померещилось, привиделось со сна.
Надежда испарилась, когда она услышала за спиной мерзкое хихиканье. Маруся вздрогнула и резко обернулась, но никого не увидела. С тех пор она никогда не оставалась одна. Уродец больше не показывался на глаза, но Маруся постоянно ощущала его присутствие. Он дышал ей в затылок, когда она сидела, двигался по пятам, куда бы она ни направилась. Маруся слышала его мелкие шаркающие шажочки, и руки ее дрожали от ледяного ужаса. Карлик вздыхал, прихахатывал, что-то негромко бормотал. Смотрел ей в лицо, когда она закрывала глаза и пыталась заснуть. Тенью вырастал за ее спиной, прикасался к ней, и прикосновения эти были отвратительны. Марусю передергивало от омерзения, и она сжимала зубы, чтобы не заорать.
Иногда, чаще всего, когда Маруся собиралась есть, комната вдруг наполнялась волнами удушающей вони. Невыносимо пахло гнилью, помоями, экскрементами. Иногда это был запах гниющей плоти. Маруся хорошо его помнила. Этим летом, когда умерла мама, было очень жарко. Температура доходила до тридцати шести градусов, и даже ночью становилось ненамного прохладнее.
Морга при деревенской больнице не было, и покойников хоронили по старинке, из дома. Раздутое, вспученное тело Ольги Петровны лежало в плотно закрытой комнате. Казалось, вот-вот туго натянутая кожа лопнет, и потечет густая зловонная жижа. Тело мамы постоянно обкладывали льдом из погреба, но это не помогало. Поначалу чувствовался лишь тонкий сладковатый запах, но очень быстро он становился сильнее, пока не сделался невыносимым. Голова кружилась, по лицу стекал пот, Маруся боялась сделать глубокий вздох, чтобы не потерять сознание, и дышала мелко и часто, как их собака Найда. В комнату невозможно было зайти, не прижав к носу платок, смоченный духами. После похорон Мария, старшая сестра, которой достался дом, вынесла вместе с мужем и братьями из комнаты все, что здесь было: занавески, ковер, диван, всю остальную мебель. Даже обои со стен пришлось сдирать. Запах въелся во все, отмыть, уничтожить, вывести его было невозможно. Оставалось только сжечь, что и было сделано.
Теперь этот запах смерти и гниения вернулся и преследовал Марусю. Она постоянно открывала окна, распахивала двери, вместе с тем отлично понимая, что это бесполезно. Запах, как и все остальное, жил только в ее сознании. Существо, как и сопровождающие его явления, не оставляло ее в покое ни на секунду: даже когда Леша был рядом, напоминало о себе. Но муж ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Он не мог помочь ей, да Маруся и не просила помощи, потому что прекрасно осознавала: Леша не поймет, не поверит, сочтет ее сумасшедшей. Младенцеподобный карлик был личным Марусиным кошмаром. Избавиться от него могла только она сама. Вопрос – как?