Пропавший чиновник
Шрифт:
— Пособие? Что за пособие? Почему пособие?
— Могенсен был очень беден. Я иногда давал ему немного денег. И поношенные вещи. Моя жена думала, что я дарю эти вещи посыльному из министерства.
— Почему вы скрывали от жены, что знакомы с Мо- геисеном и помогаете ему?
— Не думаю, чтобы он пришелся ей по душе. Это был человек со странностями. Он часто говорил весьма… весьма смелые вещи. И был не очень опрятен.
— У вас была особая причина оказывать помощь Мо- генсену?
— Нет!
—
— Он был очень беден.
— Но в Копенгагене бедняками хоть пруд пруди. Не могли же вы всех их поддерживать. Почему же именно Могенсена? У вас на это была особая причина?
— Нет.
— Значит, только по доброте души?
— Я же знал Могенсена. Это был мой школьный товарищ.
— И много вы давали Могенсену?
— Только маленькие суммы. Лишь когда я выиграл деньги в лотерее, я дал ему более. значительную сумму.
— Что вы называете «значительной суммой»?
— Тысячу крон.
— Да, это щедро! И у вас действительно не было другой причины, кроме сострадания, для такой щедрости по отношению к старому школьному товарищу?
— Я думал, что хорошо бы ему снять комнату получше. И купить себе что–нибудь из платья. Тогда он, может быть, и работу какую–нибудь получил бы.
— А как он распорядился вашими деньгами?
— Этого я не знаю. Думаю, что он, к сожалению, потратил их на покупку динамита.
— Но нельзя же попросту купить динамит у первого попавшегося лавочника. Каким путем он достал его?
— Не знаю!
— А ведь вы сами интересовались взрывчатыми веществами. Читали пространные труды на эту тему. Откуда у вас этот интерес?
— Чисто профессиональный. В связи с моей работой в министерстве. Нам предложено было дать заключение об одном проекте, о так называемых «механических солдатах»: это особого рода мины. Вот мне и пришлось ознакомиться с некоторыми техническими вопросами.
— Вот оно что! А вы совершенно уверены, что дело обстояло именно так?
Да. А как же еще?
— Вопросы задаю я. Запомните это хорошенько. Не было ли у вас личного интереса к взрывчатым веществам?
— Нет. Личного интереса не было.
— Ведь частному лиду вроде Могенсена невозможно раздобыть динамит. Вы согласны? Какие у него могли быть связи?
— Это мне не известно!
— Вам самому, например, было бы гораздо легче достать динамит. Если вы по долгу службы занимались минами и «механическими солдатами», то для вас не составило бы труда добыть немного динамита!
— Это нелегко.
— Даже для вас?
— Во всяком случае, пришлось бы преступить закон.
— Ясно. А такой человек, как вы, не способен на преступные махинации?
Теодор Амстед не отвечает.
— Во всяком случае, Михаэлю Могенсену было гораздо труднее достать динамит, чем вам. Разве не так?.
— Пожалуй!
—
— Нет!
— Знали ли вы, что Могенсен задумал покончить с собой?
— Нет. Этого я не знал. А впрочем… Он делал какие- то туманные намеки. Но я не принимал их всерьез.
— Что он говорил? Будьте добры ответить точно!
— Говорил странные вещи. Будто он хочет нанять самолет и выброситься из него. Что он отправится «на небеса» на воздушном шаре. Могенсен говорил много такого, чему трудно было поверить.
— Когда вы ушли в последний раз со службы, из четырнадцатого отдела военного министерства, вы получили письмо. Его принес посыльный. Будьте добры сказать, от кого было письмо?
— От Могенсена. Он писал, что намерен покончить с собой, что теперь он может осуществить определенный план, что решил взорвать себя динамитом на Амагерском полигоне. Это было ужасное письмо… «Теперь я отправляюсь на небеса. Вы можете ползать по земле, я же поднимусь в более высокие сферы. Жизнью я не дорожу. И не доволен формами бытия. Я — последний философ и умираю, как грек».
— Какие это греки умирали таким способом?
— Могенсен всегда выражался очень странно. Он не желал подчиняться требованиям общества. В школе он учился хорошо, но в годы студенчества в нем как будто что–то сломалось.
— Что вы сделали с письмом?
— Разорвал, как только прочел.
— Очень жаль. А что вы сделали после того, как прочитали это необыкновенное послание?
— Я тотчас же ушел из министерства и отправился на Амагерский полигон. Надеялся, что поспею еще во–время.
— Почему вы не поставили в известность полицию? Вы не думаете, что дежурная полицейская машина очутилась бы там раньше вас?
— Да, это была оплошность с моей стороны. Но я не верил, что Могенсен действительно покончит с собой. Он ведь часто говорил подобные вещи. Кроме того, мне казалось, что времени еще достаточно. Он писал, что немедленно отправляется на полигон. А письмо было принесено
посыльным, так что времени прошло немного. И я ведь тоже сел в машину…
— Да, это нам известно, мы говорили с шофером. Пока ваши показания соответствуют фактам. А что вы сделали потом?
— Я пошел на то место, которое было указано Мо- генсеном. Туда, где Кальвебодская плотина упирается в Амагер… «Ты найдешь там дыру в земле!» — писал Мо- генсен.
— И что вы нашли?
— Там действительно была воронка. Я тотчас же понял, что произошло. Это было ужасное зрелище!
— Да, это мы знаем. И затем вы взяли свои часы и — разбили их вдребезги?
— Да, несколько раз бросил их о камень.
— Зачем?
— Чтобы кто–нибудь нашел осколки, и тогда полиция решила бы, что это мои часы и что я…