Пропавший крейсер
Шрифт:
– Идем! – торжествующе выпалил Ржавый и, схватил за руку дрожащего от волнения Мальца, увлек его за собой к каюте первого офицера, где в это время брился Доктор.
Разбуженный шумом легионер, отупевший спросонок, приподнялся на койке.
– Вот твой братец! – горделиво провозгласил Ржавый. – Прошу любить и жаловать.
Малец, замерев на пороге, несколько мгновений молча вглядывался в легионера, а затем удивлен обернулся к Ржавому:
– Кто это? Я его впервые вижу.
3
Доктор как брился, так и застыл с бритвой в руке, у Ржавого отвисла челюсть, и он окаменел в позе витринного манекена. Легионер испуганно заморгал, чуя, что снова пахнет тумаками. А Малец с выражением отчаяния на лице ждал ответа
Стремительно несущий крейсер рассекал волны, оставляя за собой пенистый след, густая полоса дыма из трубы стлалась на рекой траурной вуалью.
– Говоришь, это… не он?
– Ничего похожего! Мой брат гораздо выше ростом, и черты лица у него совсем другие.
– Ну и историйка, черт побери! – присвистнул Доктор. И вдруг, приставив к горлу легионера бритву, заорал: – Говори, негодяй, кто ты такой!
Легионер уставился на покрытую мыльной пеной физиономию Доктора, как уготованный к обеду цыпленок на кухарку с ножом.
– Господи Боже мой! Чего вам от меня надо? Умоляю, отпустите меня на берег… – захныкал он, чувствуя у горла острие бритвы.
– Послушай, – оттолкнув Доктора, вмешался Ржавый, – если ты расскажешь все честно, как на духу, даю слово офицера высадить тебя на берег, где сам пожелаешь.
– Клянусь, нет у меня никакого изобретения! Не умею я ничего изобретать… Как же я намучился, как исстрадался…
– Успокойся, паршивец, – увещевал его Ржавый. – Знаем, что нет у тебя никакого изобретения, раз уж ты вовсе не Томас Ливен. Но если ты сей момент не откроешь, кто ты такой и что тебе известно о Томасе Ливене, я велю привязать тебя к якорю и спустить поближе к воде, чтобы каждый голодный крокодил мог угоститься твоими потрохами. Этот способ уже был однажды опробован китайцами при сходной ситуации и, после первой же откушенной ступни, принес блестящие результаты.
– Господа генералы, – убитым голосом произнес легионер, – мне больше не выдержать. Я расскажу вам все со всей откровенностью, а там делайте со мной что хотите: вздернете на мачте или четвертуйте…
– Там видно будет, отмахнулся Ржавый, – из-за таких мелочей спорить не будем. Вот тебе, парень, сигарета – и раскалывайся, не тяни. Для твоего же здоровья полезнее, если нам не придется тебя подгонять.
– Зовут меня Габриэль Амьен. По собственному скудоумию я загубил свою карьеру. Была у меня непыльная работенка: подносчик на крытом рынке. Но нервы, господа… Нервы у меня и тогда пошаливали. Дело было к вечеру. Я поссорился со своей подружкой, она меня оскорбила, а я разнервничался и решил ее проучить. Запустил в нее керосиновой лампой. А она возьми да и перекинься. За это я, может, еще и не схлопотал бы срок, но нервы, господа, нервы… Когда я увидел, что моя ненаглядная горит ясным пламенем и ее теперь уже все равно не спасешь, я быстренько выгреб из шкафа все драгоценности и деньги, какие были. Теперь, если бы судьи по недомыслию посчитали это убийством с целью ограбления, мне бы от гильотины уже не отвертеться. От толпы зевак я удрал через чердачный ход и по крышам соседних домов. Но покоя мне больше не было, я жил в постоянном страхе угодить под нож гильотины. Как я очутился в Пирее, не важно. Достаточно сказать, что лишения и расстроенные нервы привели меня в Легион. Плыли мы в Джибути вместе с Томасом Ливеном. Он показался мне славным парнем, и я выложил ему всю свою историю. Не утаил, что командование может выдать меня судебным властям, поскольку я гражданин Франции, и попросил Ливена махнуться со мной документами, прежде чем мы прибудем в Джибути. Он мог преспокойно носить мое имя: до выдачи его полиции дело не дойдет, ведь описание внешности и приметы не совпадают. Долго мне пришлось его уламывать! Поначалу он никак не поддавался на уговоры, хотя понимал, что не прогадает. Наконец согласился. Для меня вроде бы началась новая жизнь. Если бы я знал, что меня ждет!… Господи, что по сравнению с этим гильотина! В один прекрасный день майор зазывает меня к себе на квартиру, потчует
– Вот что, Габриэль, веди себя, как твой святой тезка, и перестань хлюпать. Быстренько выкладывай без лишних слов все, что знаешь о Томасе Ливене, – велел Ржавый.
– Ничего определенного не знаю… Вот уже полтора года прошло, как нас бросили на север, на подавление мятежа среди кхмеров. В болотистой округе, близ озера Тонлесап, вспыхнула эпидемия тифа. Мы в ту пору уже возвращались обратно. Берег Меконга там очень крутой, и мы сбрасывали мертвецов прямо в реку. Людей косили и дизентерия, и холера. Томас Ливен тоже захворал. Останавливаться на привал мы не могли, лазаретная повозка давно застряла где-то в болотах. Капрал оставил Томаса Ливена вместе с другими легионерами в джунглях, в селении Лисум – ярдах в ста выше Нонгхей. Назад Томас Ливен не вернулся. Насколько мне известно, за ним – то есть за Габриэлем Амьеном, ведь он назвался моим именем, – выслали патруль. Однако солдаты вернулись ни с чем, даже не найдя поселения, где мы оставили больных легионеров: осенний разлив вынудил туземцев отойти на север. Вот все, что мне известно. На обратном пути мы нарвались на засаду банды повстанцев, и меня тяжело ранили. А теперь или дайте мне пожрать, или начинайте бить – что там у вас на очереди…
Повисла напряженная пауза. Первым нарушил молчание Малец:
– Выходит, все было зря… Понапрасну вы рисковали жизнью, понапрасну совершили почти невозможное…
– Если бы принц не сбежал из-под стражи, еще можно было бы спасти положение, – задумчиво сказал Ржавый.
Приятели повернули на палубу и сообщили собравшимся матросам дурную весть. Однако взрыва возмущения не последовало. Эти люди привыкли рисковать и умели проигрывать.
– Мы только что прошли Сайгон, – заговорил Грязнуля Фред. – Сейчас половина десятого, а после десяти прихватим с корабля все, что плохо лежит, и высадимся на берег какого-нибудь симпатичного островка…
– Мне жаль, ребята, что все ваши труды оказались напрасными, – обращаясь к команде, сказал Малец.
– Пустое, не стоит об этом горевать! – просипел Паттерсон. – Развлеклись на славу – и на том спасибо.
– А теперь опустите лодку и высадите меня на берег, – продолжил Малец и, видя недоумевающие взгляды моряков, пояснил: – Я любой ценой должен отыскать брата. Может он болен и нуждается в помощи.
– Не дело ты затеял, парень! – взвизгнул толстяк. – Братец твой наверняка успел протянуть ноги. И объясни, кстати, как это ты рассчитываешь в одиночку проникнуть в джунгли Индокитая?
– Через полчаса все корабли и самолеты британского флота, что рыскают в Индийском океане, пустятся за нами в погоню. Не исключено, что Адмиралтейство по секрету оповестит и французов, так что надо радоваться, если удастся целехонькими добраться до ближайшего острова, – взорвался Грязнуля Фред.
– Никто и ничто не помешает мне искать брата. Спускайте лодку, или я брошусь вплавь.
– Мы только дали тебе совет, – вмешался Горбун. – Но если ты решил продолжить поиски – валяй, никто не держит.
– Да, я иду в джунгли, – твердо повторил Малец.
– Я тоже, – подал голос Ржавый. – А если нас будет двое, то уж по крайней мере со скуки не помрем.
– Нас будет трое, – поправил его Доктор. – Черт побери, не все ли равно, в каком месте высаживаться на берег, если и тут и там по тебе веревка плачет! Давай, ребята, спускайте лодку.
Через десять минут лодка с тремя смельчаками и небольшим запасом провианта колыхалась на грязновато-желтых волнах кишащего крокодилами Меконга. А «Роджер» с готовыми взорваться котлами, сотрясаясь, пыхтя и изрыгая густые клубы дыма, летел к близкой и все же словно бы недосягаемой цели, где Меконг, выкидывая но отмель принесенный издалека ил, впадает в море. Часы показывали без четверти десять.