Пропавший линкор
Шрифт:
Пот катился по лицу пожилого гнома, пока он пытался решить, что лучше для пациента. Джозеф Рикер был одним из тех редких врачей, которые ставили благополучие пациентов превыше любых других соображений.
Он вытер с лица пот и снова заговорил:
— Простите, Киз, но я не могу обещать того, чего сделать не в силах. Даже самые лучшие врачи на Земле так мало знают о той сложной штуке, которая называется человеком. Происшедшее с ней выходит за грани моего понимания. Я могу отправиться в аптеку и взять средства, которые приведут ее в сознание, но это — риск, на который я пойти
— А как насчет того, чтобы вызвать «скорую» и отвезти ее в больницу?
— Вы были когда-нибудь в приемном покое? — Врач покачал головой, вспоминая горькие жалобы своих пациентов на эту процедуру. — Нет! Здесь она получит лучший уход. Я думаю, она сама придет в себя. И вот тогда я смогу работать с ней. Вероятно, мне придется интенсивно работать с ней много часов, а может, и много дней, чтобы гарантировать ее выздоровление.
Горькие мысли пронеслись в голове Киза Арда. Пока он смотрел, как Гаэль лежит на кушетке, он начал осознавать, что она значит для него. И большая часть его негодования была направлена на Синюю Тогу.
— Он казался таким доброжелательным! — снова и снова повторял Киз. — Она доверилась ему. Зачем он сделал все это?
— Я не знаю его побуждений или возможностей, — сказал доктор Рикер. — Я согласен, что он выглядел доброжелательным. Я бы тоже доверился ему. Но, может быть, где-то в другом месте происходит или собирается произойти нечто такое, что требует, чтобы здесь Гаэль лежала в трансе.
Киз уставился на врача.
— Вселенная очень сложна, Киз, — продолжал доктор Рикер. — Мысли разных людей соединяются в ней, в подобие телепатии. Это называется групповыми сознаниями. Эти люди сотрудничают ментально, помогают друг другу. Возможно, Гаэль и Синяя Тога принадлежат к одной группе… Как-то так… — Он протянул руки в жесте беспомощности. — Кто знает истину о нашей Вселенной? Никто еще не нашел ответ на вопрос Пилата: «Что есть истина?» А кроме того, пожалуйста, вспомните, что с тех пор, как вы привели Гаэль в мой офис, у меня вряд ли было время как следует поразмышлять.
— Простите. Я и не думал критиковать вас.
Киз отвернулся. В душе у него нарастала горечь, являвшаяся смесью страха и гнева — страха, потому что он не знал, что с Гаэль, и гнева, потому что он ясно ощущал собственную беспомощность в данной ситуации. Минуты превращались в часы. Гаэль на кушетке не шевелилась. В ее спальне зазвонил телефон, но оба проигнорировали звонок.
Шли часы. Отчаяние Киза Арда становилось все сильнее. И тут ему в голову пришла одна мысль. Он взял Камень Артены с журнального столика, куда его положил доктор Рикер.
— На самом ли деле возможно, что она — ее личность, а не физическое тело — перенеслась в мир Синей Тоги? — спросил он.
— Это возможно, — ответил доктор Рикер. — Не знаю, произошло ли это, я вообще не понимаю, что происходит, но, возможно, так оно и было.
— Тогда я отправлюсь в тот же мир, — заявил Киз.
— Что? — воскликнул врач. — Как…
— Использую этот камень так же, как использовала она, — объявил Киз. — Если он сработал с ней, то, надо полагать, сработает и со мной.
— Но ей велели это сделать, — воспротивился врач. — Вам же
— Никто не говорил мне становиться пилотом-испыта-телем ракет, — возразил Киз. — Это было мое собственное решение. И сейчас я тоже принимаю собственное решение.
Он лег на пол. Пистолет в кармане пиджака давил ему в спину, но Киз не обратил на это внимание.
— Вы сошли с ума? — закричал врач, бросаясь к нему.
— Наверное. Руки прочь!
Доктор Рикер отступил, продолжая возражать, что Киз сам не знает, что может произойти.
— Я никогда не знал, что произойдет, когда садился в очередную новую ракету, — ответил Киз. — Гаэль рискнула. И я собираюсь воспользоваться той же возможностью.
— Но…
— Можете не носить цветы мне на могилу, — усмехнулся Киз.
Положив Камень Артены себе на лоб, он закрыл глаза.
Смутно и далеко, словно в каком-то волшебном мире, он увидел искорку света. Увидел он свет не глазами, а каким-то другим, неизвестным органом. Мозг интерпретировал это явление как видение. Искорка света была просто точкой, единственным светлячком, танцующим на самом краю космоса, атомом, вращающимся на границе молекулы. Но она, эта искорка, не исчезала, она танцевала, искрилась, становилась то ярче, то тускнея, словно мерцание звезды тихой летней ночью. Она была слишком маленькая, совсем незначительная для Вселенной, но красивая, восхитительная и чарующая, словно знак какого-то незаданного вопроса.
Киз не знал, как и чем видит ее. В данный момент его не интересовала физическая сторона этого вопроса. Он только знал, что глаза у него закрыты, и он не может видеть ими этот танец света. А это доказывало, что существует и другой способ видения, о котором не подозревает большинство людей. Возможно, одаренные ясновидением больше знали об этом способе. Но Киз знал, что видит эту искорку. И он подумал, уж не вызывает ли это видение какая-нибудь радиация, исходящая от Камня Артены. Возможно, в состав зеленого камешка входят какие-нибудь радиоактивные элементы. Возможно, именно они и образуют танец искорки. Возможно…
Вспыхнул свет. Он вспыхнул, как радуга, возникнув на периферии его зрения и быстро перемещаясь в центр, — радуга пурпурных и фиолетовых цветов и оттенков, неустанно смешивающихся и двигающихся. И в этом была такая красота, но Киз сперва оказался поражен, а затем успокоился и просто радовался. Киз и не подозревал, что во Вселенной существует такая красота. Внезапно он вспомнил, что уже видел ее прежде. С появлением этой радуги, казалось, из самой глубины сознания всплыли какие-то старые, давно потерянные воспоминания об этой красоте.
Затем возникла глубокая синева и еще больше закрутили-пурпурные волны. И все это переливалось, пылало какой-то внутренней красото, все вытекало из какого-то громадного сердца Вселенной. Потом у каждого оттенка обнаружился собственный источник, намекающий на чудеса и диковины, скрытые где-то далеко-далеко, чудеса, которые сознание Киза не могло исследовать в настоящий момент, но само существование которых несказанно взволновало его. Его разум был очарован, и это напоминало очарование зарождающейся юной любви.