Пропуск в райский сад
Шрифт:
Я закурила и тронула с места «бугатти». И он медленно поплыл среди оживающих виноградников.
Консидерабль как всегда оказался прав — в осаде парижских репортеров я не выдержала и недели. И сбежала — села в его «бугатти» и поехала, не очень понимая, зачем и куда. Ну, насчет «куда» проще — дорога сама вела меня в Альбуа, к маме. Наивно почти в тридцать шесть спасаться у мамы, и я могла бы отправиться в любую точку земного шара, в Ванкувер, например, где сейчас осчастливливает тамошнюю клинику великий кардиохирург
Я швырнула сигарету в лужу.
Обрадованный таким решением ветерок принялся заботливо сдувать с меня остатки дыма. Я подбавила скорости.
Я оживу, выживу, выдержу! — твердила я себе. Как эти старые лозы, они каждый год выдерживают зиму. И я смогу!
Ветер усиливался. Я невольно прибавила скорость и почти тут же вернула рычаг назад. Мне не нужно больше торопиться! До родного Альбуа теперь километров сорок, зачем мне опять гнать и бежать? Я уже сбежала ото всех: от Бруно, от Аристида Консидерабля, от репортеров, от назойливых поклонников моей популярности во всех придорожных бистро и на всех бензоколонках.
При воспоминании о бензоколонке мне опять стало смешно. Парень, которого я попросила залить «бугатти» полный бак, вместо того чтобы приступить к делу, завопил:
— Мама! Аньес! Жерар! Полет! Дядя Тото! Смотрите, кто к нам приехал! Вы живая, Соланж Омье? Я вас за руку потрогаю, можно? У меня эта рука чистая. Ну, мама, Аньес! Скорее!
Однако на призыв «Скорее!» первой отреагировала я и нажала на газ. А ведь когда-то я мечтала о популярности…
Я ехала медленно, любовалась просторами виноградников, нюхала ветер, ехала, ехала… Прошло полчаса, час, полтора, два… Виноградники не кончались, зато вовсю мочь сигналили приборы, что бензин на исходе.
Машина встала. А облака на небе принялись темнеть, ветер подул сильнее. Я огляделась по сторонам. Небо и виноградники. Но ведь сейчас самый разгар дня. Неужели никто не ездит по этой дороге?
Я вытащила карту. Где я? На какой проселок я свернула, как последняя дура удирая с той бензоколонки? Я ведь не умерла бы, если бы тот парень дотронулся до меня.
Ветер рвал карту из рук. Солнце исчезло. Из виноградников поползли тени. На лоб и плечо упали первые капли дождя.
Я нажала на рычажок крыши. «Бугатти» не отреагировал. Не может быть! «Бугатти» ручной сборки не ломаются. Посильнее надавила на рычажок. Никакого эффекта. Капли с неба посыпались активнее, а ветер нагнал уже столько туч, что наверху не осталось ни единого голубого клочочка.
Я предприняла еще несколько попыток справиться с крышей. Бесполезно. Нужно поискать в чемоданах зонт, плащ, еще что-нибудь из одежды, чтобы накрыть приборную доску со всей этой бесполезной электроникой.
Дождь усиливался. Может, позвонить в полицию? Пусть с вертолета ищут. Нет, полная чушь. Пойти пешком? Я посмотрела
И вдруг впереди я увидела силуэт машины с включенными из-за непогоды фарами. Машина приближалась!
Мне посигналили, определенно предлагая подвинуться — узкая дорога, мой «бугатти» стоит посередине. Тот водитель ведь не может знать, что я без бензина. Только бы он догадался затормозить! А если не догадается?
Я выскочила на дорогу и, размахивая зонтом, побежала вперед. Кажется, встречная машина остановилась…
Нога! Дикая боль!
Я выронила зонт и упала. Прямо в грязь лицом.
Чавкающие быстрые шаги, и мужской голос:
— Мадам! Вы можете встать? Держитесь за мою руку.
Я приподнялась, опершись на локоть. Мужчина нагнулся надо мной и протягивал руки. С неба лило, как из тысячи ведер.
Совсем молодой. Можно сказать, парень. Простое курносое лицо, очень короткая стрижка, невыразительный глуховатый голос, крупные потрескавшиеся губы, и не брился он, наверное, пару дней, но…
— Что ж вы без звонка-то, мадам? Я бы встретил вас в городе. Наши дороги терпеть не могут спортивных машин!
А я терпеть не могу курносых парней, да к тому же с короткой стрижкой и небритых! Но…
— Я ждал вас только завтра, мадам.
Нет! Это не он ждал! Это я ждала его всю жизнь! А он, он… Господи, ну почему я так непоправимо стара, а он так безнадежно молод?
— Вставайте, вставайте, мадам. — Он начал поднимать меня из грязи, нисколько не боясь запачкаться. — Если бы в доме не перегорела последняя лампочка, и я бы не поехал в город…
Я охнула.
— Нога…
— А! Понятно.
И подхватил меня на руки!
— Что с ногой?
— Не знаю. Болит страшно.
— Сейчас посмотрим. — Он засунул меня в свой «лендровер» так ловко, как если бы всю свою жизнь занимался исключительно этим.
В «лендровере» было тепло, но мои ноги остались на улице под дождем. Парень склонился над моей пострадавшей ногой и покачал головой.
— Ну, вас и угораздило!
Правая лодыжка разбухала над туфлей, превращаясь в подушку прямо на глазах.
— Что это? — испугалась я. — Никогда в жизни не видела такого!
— Сильный вывих, вероятно, вы порвали связки. — Он снял с меня туфлю, нога стремительно продолжала раздуваться.
— Связки?
— Не волнуйтесь, мадам. Лед, тугая повязка, через неделю вы затанцуете опять!
— Через неделю?
— Ну, через две. — Он вертел мою туфлю и пристально вглядывался в мое лицо.
— Что-то не так? — Я провела рукой по лицу, рука оказалась грязной. — Боже…
Он хмыкнул.
— Ничего. Дома умоетесь. Слушайте, а откуда я вас знаю?