Прорицатель
Шрифт:
— Папа, что ты знаешь об Отражениях? — довольно громко — так, чтобы отец услышал в соседней комнате, — спросила она, не отходя от зеркала.
— Не отвлекай меня, Риэти. Я ведь рассказывал тебе, когда ты ещё под стол пешком ходила, — не сразу последовал угрюмый ответ.
— Расскажи ещё.
— Дорогая, не капризничай. Лучше сядь и вышей что-нибудь.
— Нет, я серьёзно, — Риэти одёрнула платье и вернулась в гостиную. — Я же говорила тебе об Отражении, которое встретили мы с Меем.
Господин аи Тейно отложил перо, размял затёкшие пальцы и раздражённо вздохнул.
— Я уже сказал тебе, что думаю об этом. Ты просто приняла за Отражение
— Со мной же был Мей, и это правда было Отражение. Зеркало на поясе...
— Откуда ты знаешь, всё ли у него в порядке с головой, — поморщился отец. — Ради всех богов, не приставай ко мне с вопросами.
«Ступай, займись чем-нибудь», — закончила про себя Риэти. Почему отец так избегает любых упоминаний о Мее? Наверняка он думает о нём плохо. Риэти всегда берегли как сокровище — ведь она была единственным чадом в семье Тейно, все её братья и сёстры умерли во младенчестве.
— Пожалуйста, — она понизила голос до шёпота. — Говорят, что они забирают человеческих детей; это правда?
— Где ты нахваталась этих сказок?... Я очень мало знаю об Отражениях, дочка. Ты лучше спроси кого-нибудь, кто учится в этой школе для нищих. Хоть того же Теига.
— И у тебя нет догадок, зачем им понадобился Мей? — наугад спросила Риэти.
Отец побелел, а потом побагровел.
— Значит, так, — произнёс он, медленно отодвигая книгу. Риэти отступила; по спине у неё пробежал холодок. — Кто-то говорил тебе о чём-то подобном? Говорил, что он нужен Отражениям?
— Нет... — почти пискнула Риэти. — Я просто предположила.
— Предположила...
— Да, просто так... Ты разозлился, когда услышал, что Мея нет в Городе... Почему? — Риэти не могла скрыть дрожи в голосе: все полузабытые детские страхи разом поднялись в ней. Отец поманил её пальцем, и она шагнула вперёд, глядя в пол.
— Слушай меня внимательно, Риэти эи Тейно. Никогда. Не лезь. В то. Что тебя. Не касается. Поняла?
— Да, — пролепетала она, не поднимая глаз. Противный холод не отпускал, и ей хотелось вечно изучать доски пола.
— Это тебя не касается. Ни слова больше в моём присутствии об Отражениях, этом идиоте Меидире, его отъезде и моём новом месте; хватит спрашивать обо всём этом. И никакого общения с семьёй Онир, кроме приветствий на улице. Усвоила?...
— Да.
— Вот и умница. А теперь иди к себе — мне же надо посчитать, сколько мы потратили за этот месяц.
ГЛАВА XII
На третий день, когда солнце клонилось к закату, но ещё не рыжело, что-то изменилось. Мею показалось, что звуки — шелест ветра в траве, топот коней, редкие вскрики птиц в небе — стали глуше и ненадолго замерли, а воздух вокруг загустел, подрагивая. Даже запахло как-то иначе — будто они миновали невидимый барьер. «Наверное, я просто устал», — подумал Мей, потому что других разумных объяснений у него не находилось, но тут Гэрхо довольно вздохнул, натянул поводья и пустил коня шагом. А потом спешился.
— Хорошо всё-таки возвращаться. Иди сюда, Мей: вот она, красавица.
Они как раз приблизились к подошве одного из многочисленных пологих холмов, окаймлявших Долину. Мей вылез из седла (теперь он делал это значительно лучше, чем раньше) и пошёл вверх вслед за Гэрхо.
Он с некоторым волнением ожидал, что увидит сотни зеркал, но этого, к счастью, не случилось. Внизу,
Мей ощутил укол разочарования — он ожидал чего-то грандиозного, а пришёл к тому, что даже отдалённо не могло сравниться с Городом-на-Сини. Если весь мир выглядит, как эта холмистая пустошь, а самое загадочное место в нём — как этот исполинский посёлок, то стоило ли вообще покидать дом?... Другой вопрос — в том, что у него не было выбора.
— А почему никого не видно? — спросил он у Гэрхо, чтобы хоть что-то спросить.
— Вероятно, нас уже ожидают, — Гэрхо улыбнулся ему даже (кто бы мог подумать) ободряюще. — Пойдём.
Пока они спускались (лошади были удивительно послушны), стояла тишина, но Мею слышалось тонкое и печальное пение где-то вдалеке. Кажется, на том же языке, на котором бормотал что-то Гэрхо, когда время от времени задумывался.
Они спускались всё дальше в глубь Долины, но ни одного разумного существа им не повстречалось. Они беспрепятственно прошли через ограждение (Мея поражала безалаберность, с которой Отражения относились к своей защите). К большому дому необычной формы, над которым вился дымок, вела узкая тропка. Приземистое здание напоминало искажённый шестиугольник, стены его состояли из какого-то непроницаемо-чёрного камня. Пение явно доносилось оттуда и становилось всё громче, но не резало слух, а приятно его обволакивало. Мею вдруг стало жаль, что он ни слова не понимает.
— Как называется это место? — спросил Мей, когда они подходили к ступенчатому крыльцу.
— Меи-Зеешни, — ответил Гэрхо и решительно забрал у него сумки. — Зеркальный дом. Проходи.
Мей, всегда чутко реагировавший на любые звуки, не мог не заметить, что начало этого причудливого названия напоминает его имя. Простое совпадение, конечно. Он вошёл.
И вот там-то как раз были зеркала.
Первое, что понял Мей, — что внутри здание значительно больше, чем снаружи. Иначе как сюда можно было затолкать такую толпу?... Пение смолкло. Он нервно сглотнул, осматривая уставившихся на него мужчин, женщин, детей и стариков. Они выглядели бы просто как люди, если бы не одинаковые тёмные одеяния, похожие на жреческие, и зеркала на поясах — разных форм и размеров. И, разумеется, глаза. Не только безучастность во взглядах и серебристый оттенок, но даже разрез — всё было в точности как у Гэрхо. Разные черты лица, телосложение, возраст — и одинаковые глаза. Мея пробрал холодок.
— Здравствуйте, — хрипловато выдавил он, прочистив горло. Приветствие утонуло в молчании — все они, неподвижные, как восковые куклы, казалось, чего-то ждали от него.
— Здесь далеко не все понимают твой язык, — шепнул Гэрхо, наклонившись к его уху. — Хочешь, я буду переводить, человечек?
Мей кивнул, и Гэрхо быстро произнёс довольно длинную фразу — наверное, здороваться тут было принято более церемониально. От толпы отделился худой седобородый старик — вышел, опираясь на узловатую палку; её стук в зловещей тишине отдавался в ушах громом. И скрипуче заговорил, изредка заикаясь.